Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2005)

Купол Синана, хотя и меньше в диаметре (26,5 против 34-х), и ниже на три метра (53 против 56-ти), расположен на парусах и освещен так, что человека, который входит в мечеть султана, сразу охватывает поток пространства.

Архитектура Софии говорит на языке греческой литургии. Отсюда темные галереи и ложи, сумрачные, с высокими ступенями, лестницы и пролеты. Под сводами этого храма человек одинок и тайна его запечатана, покуда Всевышний не призовет его к ответу. Но когда это случится?

Тот же план в мечети султана, но насколько открыто пространство! как интенсивно свет проницает каждого, султан ты или бродячий дервиш! и как сменяют один другого объемы арок и полукуполов, задавая ритм огромному пространству здания.

Святая София антична и статична, и человек, оказавшись под сводами храма, цепенеет, созерцая ее платоновские образы во времени.

Мечеть Синана дается тому, кто вошел в нее, сразу, точно так же, как и Аллах вручает человеку жизнь без остатка в момент рождения. Течение незримой и невыразимой силы, которую легко сопоставить с волей Всевышнего, проницает человека, стоит ему встать под куполом этого здания.

Архитектура и сопромат у Синана выражаются друг через друга, но только в этой мечети прием демонстративно подчеркнут. Механика мечети открыта снаружи и преображена внутри. Физика подсказывает форму, форма выражает инженерный расчет, эстетизируя силу тяжести средствами силы тяжести, которая, и мы это видим, циркулирует по каменным дугам огромных пролетов.

Формула мечети проста и выражается в элементарных терминах геометрии, когда окружность купола вписывают в куб стен, воздвигая тем самым невидимый конус посередине. Этот конус и есть пространство в чистом виде, организованная пустота.

Но как словами передать энергию, которую она излучает?

67

................................................................................................................

68

На пути в Манису, греческая Магнезия, проехали Анкару: безликий город, вертолеты ползают по небу, как мухи по хлебной корке. На вокзал Манисы вкатились, когда стемнело. Таксист с трудом нашел учительскую гостиницу: улицы пустые, спросить не у кого. На вахте я получил ключ и конверт: Курбан из Анкары отправился в Стамбул, встреча отменяется, совет по культуре приносит свои извинения.

Скомкал, выбросил. Обливаясь потом, сел на койку в номере чужого города на краю Малой Азии. Что теперь делать? И зачем он вообще нужен, этот Курбан? “Что ты хочешь узнать сверх того, что написано в его книгах? И что видишь глазами? Каких откровений про Синана услышать? Каких тайн причаститься?”

По улице медленно проехала машина. В салоне играла бодрая восточная эстрада.

“Все, что видишь, означает то, что видишь. И никаких секретов”.

Но каким образом они завышали наши ожидания вдвое, вчетверо? В десять раз?

Я решил возвращаться на пароме. Он регулярно ходил из города Измир, и я заказал билеты у консьержа.

Вторая попытка взять Стамбул с воды.

В номере залез под холодную воду. Посреди ночи встал в туалет, но искал его в Кайсери и оказался в гостиничном коридоре.

Остаток ночи лежал без сна, глядя, как луна поднимается по черному склону.

Я ждал увидеть в Манисе роскошь царских резиденций, но от былых времен ничего не осталось. На горе торчали обломки крепостных стен, бродили коровы.

Синан заехал сюда на обратном пути из Мекки в 1583 году. Свободных площадок в Стамбуле к тому времени не осталось, и султан Мурад заказал мечеть в Манисе.

Синан начертил план на месте и, оставив чертеж помощнику, отправился в столицу. Там он вскоре умер, а мечеть достраивал никому не известный Мехмет Ага, который спустя десять лет станет архитектором империи и закроет золотой век лубочной Голубой мечетью.

Мурад провел в Манисе юность, взойдя на трон двадцати девяти лет от роду. Голубоглазый и рыжебородый, он был подвержен приступам меланхолии, которая досталась ему по материнской линии, которая (линия) терялась в Италии.

Он окружал себя шутами и карликами, музыкантами и эквилибристами, астрологами. Любил устраивать карнавалы и маскарады по итальянскому образцу, вовлекая в торжество все население города, которое долго потом вспоминало иллюминированные торжества в честь обрезания наследника — или свадьбы. Но после маскарадов печаль возвращалась, и никакие лекари и танцовщицы не могли спасти султана от ее приступов.

В исламском искусстве запрещается изображать человека, поэтому лучшие мечети Синана — это портреты, запечатлевшие свойства заказчиков. Мечеть Мурада наглядна и в то же время замкнута. Высокий барабан делает купол незаметным. Широкая галерея лежит на тонких колоннах. Стена с михрабом похожа на резной буфет с посудой. Апсиды в плане имеют форму прямоугольника, а сами купола складываются под углом сорок пять градусов. Главный фасад, как и всегда у Синана, построен на чередовании пролетов и полукружий. И этот ритм знаком каждому, кто видел крупные работы Синана.

69

Перед отъездом из Манисы зашел в кафе, проверил почту.

Ни одного письма за всю неделю. Что они вообще себе думают?

Девушка по крайней мере могла бы чиркнуть пару строчек.

“А ты?”

Когда въехали в Измир, я понял, что город как две капли похож на Неаполь. Зачем поторопился с билетами? После зашторенных и зашоренных городков Каппадокии можно неплохо провести время.

У теплого и маслянистого моря лежал, ворочаясь в нечистотах, огромный портовый город. Гудящий, манящий, живой. По широким и невероятно загаженным бульварам текла праздная ночная толпа — и мне хотелось туда, к ним, на улицу. Бродить, поддавая ногой банки из-под колы; заглядывать в лица; отвечать на взгляды.

Я вдруг понял, что вот уже две недели толком ни с кем не разговаривал. Забыл, как звучит собственный голос!

Втянул воздух, закрыл глаза. Крики торговцев, шелест шин, гудки пароходов, все сплеталось во влажном воздухе. Пахло йодом и сгоревшим салом, мазутом.

Звуки и запахи покрывали человека, как испарина.

В каюте никого не оказалось, и я вышел на палубу. Под ногами уже вовсю гудело, вибрировало. Мифический город Смирна лежал за бортом, и знакомое чувство — оставил, вернуться! — подкатило как тогда, в Стамбуле.

Паром пересекал бухту, город растворялся в морском сумраке. Тысячи огней выстраивались на горизонте — и уменьшались, редели.

Все чаще налетал холодный ветер. Вскоре людей на воздухе не осталось — только я да женщина с узким лошадиным лицом.