Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2007)

На следующий вечер (было воскресенье) приехал сам первый секретарь.

В пиджаке и глаженых брюках, с галстуком в горошек, как у Ленина на картинках, быстро вертя головой, словно дятел, выбирающий на дереве, куда клюнуть, стремительно заговорил:

— Етит-твою, вы издеваетесь?! Что вы мне присылаете, етит-твою?!

— Етит-твою! — вспылил контуженый Тимур. — Васил, слышишь?! Мед плохой!

— Плохой? — тихо спросил Васил.

— Да! — закричали три помощника, упреждая гнев начальника, который в эти секунды срывал с горла галстук. — Мы ждем в гости... из обкома... люди скажут: и это они называют хорошим медом?! Даже сравнивают с башкирским! Да, Альберт Фаузович?

Тимур зло рассмеялся.

— Чего смеешься? — подступил к нему один из помощников, играя бровями. — Не над собой смеешься?

Видимо, партийный чиновник и Гоголя читал. Очень подлый был этот Саватеев, по национальности вроде русский, но, угождая начальству, говорил с акцентом. А главное не в этом — сам он был алкаш, второй раз женат, но очень любил читать нотации в сельских клубах о нравственности.

— Я смеюсь, — сказал Тимур, — потому что мед башкирский. Васил его в Уфе на ярмарке купил.

— Что?! — взъярился Курбанов. — Вы еще обманываете меня?! Думаете, моя жена мед от меда не отличит?!

— Я пошутил, — нахмурился Тимур. — Это наш мед. Но ведь немного лучше прежнего? Вот попробуйте. — И он вынул из бидона и протянул начальству деревянную ложку с золотистым округлым мерцающим комком, который на глазах менял форму и начинал литься в бидон тончайшей — тоньше волоса — струйкой. — Попробуйте!

Курбанов высокомерно подставил палец — палец оплела волшебным узором прозрачная нить.

— Ну? — спрашивал Тимур. — Немного лучше?

То ли Курбанов почувствовал что-то неладное в этой истории (а все люди, даже коммунисты, боялись быть осмеянными), то ли в самом деле понял, что мед хороший, — но буркнул:

— Немного лучше.

Саватеев, однако, не унимался:

— Что за игрушки вы тут разыгрываете?! То башкирский, то не башкирский. Товарищ Курбанов все знает.

— Слушай, пошел ты на хер!.. — вдруг негромко произнес молчавший Васил.

— Что?! — захрипел Саватеев. — Что он мне сказал?

— Он вам сказал, — отвечал на татарском языке Тимур, широко улыбаясь Курбанову, — что предлагает отведать медовухи, которую мы сделали из этого нового урожая. “Хир” по-татарски — свежий воздух. Идемте под навес, и попробуете.

Трудно сказать, что двигало Курбановым, но с неожиданной улыбкой он кивнул помощникам:

— Попробуйте. Может быть, возьмем для больших гостей.

Думаю, его развеселило объяснение Тимура, что такое “хир”.

— Не бойтесь, — продолжал Тимур, — я первый выпью.

Васил вынес из избушки гармонь, заиграл красивую песню “Минзаля”, чтобы хотя бы немного смягчить души приезжих, да и себя успокоить.

“Шестерки” начальника приняли в заранее приготовленные чистые эмалированные кружки хмельное пойло, шибавшее медом и дрожжами, и, глянув на товарища Курбанова, отпили.

— Ну как? — спросил он.

Никто из них не знал, как ответить. Похвалить — вдруг начальнику медовуха не понравится. Поругать — опять же неизвестно, что скажет потом Курбанов.

И не смолчал один Саватеев, все же в нем кипела обида, он прекрасно понял, что Тимур и Васил над ним насмеялись. Понял по переглядыванию коллег, по их ухмылкам.

— Я думаю, товарищ Курбанов, это обычная сивуха. Видите, и сам он только глотнул. И братеник совсем не пьет.

— Ему нельзя, — серьезно ответил Тимур. — Лучше я выпью за него. — И допил кружку.

— Еще выпей, — процедил Саватеев. — Может, ты нас отравить хочешь? Я думаю, товарищ Курбанов, этот мед — остатки с прошлого года. А хороший они продают. По моим сведениям, вот этого, — он кивнул на Васила, — видели у нас в райцентре, покупал в магазине тряпки для женщин. Откуда у колхозника деньги?

Как мне рассказали земляки, далее произошло что-то ужасное. Тимур упал на землю и стал биться в судорогах, поднялась пыль, зазвенели пчелы, отлетела в сторону какая-то плошка. К брату на помощь метнулся Васил и, мигом сообразив, сунул ему между зубов ручку деревянной ложки, которую Тимур тут же — щелчком — перегрыз, как дудочку вермишели...

— Успокойся, дорогой, успокойся... — бормотал Васил. — Он контуженый... успокойся...

Тимур хрипел и выгибался возле ног приезжих.

— Поехали! — скомандовал, морщась и отступая к белой “Волге”, Курбанов. — Они тут разберутся. Алкоголики!..

— Да это провокация! — махнул рукой Саватеев. — Картинку гонят!

И вот этой фразы не смог простить ему Васил.

Отпрыгнув от брата, он цепко ухватил за руки Саватеева:

— Провокация?! — дернул, сорвал того с ног и, раскрутив вокруг себя, как это ныне делают фигуристы друг с другом на льду, швырнул с крутого берега. — Хасрат! (Жалкая тварь!)

Слышно было, как Саватеев шлепнулся в воду и метался там в камышах.

— Как вы смеете?! — завопили помощники.

Васил, не отвечая, задом к ним, склонился над братом. Тот стонал, дергал ногами.

Дождавшись мокрого помощника, гости из райцентра быстро укатили. Через два часа явилась милиция, Васила арестовали.

— Мне мама писала, посадили и Тимура, — напомнил я новым пасечникам.

— Да. Тут такое дело. — И земляки поведали конец этой истории.

На суд в райцентр, когда судили Васила, явился его брат Тимур.

Его не хотели в зал с портретами и красным знаменем впускать, но он был прилично одет, побрит, спокоен. Сказал:

— Я дам показания.

Кое-кого смутила сумка у него в руках, в ней что-то глухо жужжало.

— Приемник купил, — объяснил Тимур. — Щищас выключу.

И когда начался суд и человек, издевавшийся над Василом, Саватеев, принялся лгать: дескать, Васил, алкоголик, не умеющий владеть собой, напал на него только потому, что он, Саватеев, покритиковал его мед, — Тимур поднялся с места:

— Земляки! Кто из вас скажет, что у нас мед плохой? Если кто-то скажет, я сто рублей дам... а сам щищас залезу на крышу и прыгну!

В зале зашумели, судья потребовал немедленно вывести из зала гражданина Тимура Салахова.

— Хорошо, я уйду, — сказал Тимур, — но я оставлю моих заместителей. — И он раскрыл сумку.

Рой пчел — там был именно рой — он, как шаровая фиолетовая молния, выкатился и, поднявшись, грозно гудя, поплыл над всеми. Толпа закричала.