Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2007)

Я немного путался… Ведь то одно, то другое…

Но все равно — выходило у меня это не как раньше, а посерьезнее. И думать, и даже записывать.

Решил утром почитать Мише, что получилось. Он должен оценить, не валенок, соображает.

Некоторое время я просто лежал и представлял свою Марику, ее руки, тюлевые занавески в ее квартире на пятнадцатом этаже, холодильник у нее на кухне, в котором всегда полно разных вкусных соусов, и бездонную синеву монитора ее компьютера; еще размышлял о том, что это невыносимо — когда одни начала рассказов получаются.

Потом я уснул. И никогда мне не спалось так тяжело, как в ту ночь. Оттого, что много воображал я разного, было не по себе, словно душу мою вместе с пришибленным разумом пригнуло в некое паскудное царство, где все люди убогие, неподъемные и терпят страхи, где дорога через лес, самая обычная желтая луна и недостроенный коттедж, а в нем что-то почти женское, свирепое и невылупившееся; и несколько раз вздрагивал я оттого, что вот-вот усну, а сердце ёкало, как в агонии; казалось, где-то рядом должна висеть люстра, я выпрастывал руку из спальника, хотел включить свет, и хватал мелкую холодную гальку, и не мог проснуться совсем, лежал так, понимая, что руку надо убрать, но тоже не мог, не было сил, был только гудящий сгусток сознания…

А пришел я в себя от непонятного шуршания рядом. Возле нашего кострища на корточках сидел дед во френче и спортивных штанах и выбирал оттуда недогоревшие ветки.

Я выполз из спальника, осоловело глядя на гостя.

— Тысяча гривен — один метр. Фисташку жгли. Заповедник, — сказал дед, и я заметил у него во рту золотой зуб.

— Воды, — простонал рядом Миша.

Я сунул ему в капюшон спальника бутылку минералки.

Дед улыбнулся:

— Хроники. Срань. Теперь за все расплатитесь…

Миша попил, приподнялся и смачно послал его.

Дед сказал, что он уполномоченное лицо, что он сейчас уйдет, но скоро вернется. И пошел.

— Терминатор хренов, — крикнул ему вослед Миша, опять лег, добавил, что дед — колоритный персонаж, и попросил пива.

Выпили по бутылке “Черниговского”, и я почитал ему свои ночные наброски.

Миша сказал, что это невероятно поверхностно.

Мы съели по банке шпрот и решили сваливать из бухты, с мыса Меганом, от греха подальше: вдруг нагрянет дед с бригадой сотрудников заповедника. Собрали рюкзаки.

Шли обратно через горы вдоль берега, боясь встретить деда с бригадой.

К обеду распогодилось. У меня болели ноги, натертые сандалиями, и был я немного злой. Во время привалов пытался исправлять в тетрадке — все перечеркал. А Миша курил свою трубку, совершенно фетишистскую, она почти не тянется, а если вдохнешь, то закашляешься.

В городе Судаке я напился. Миша встретил там на автовокзале своих давнишних институтских знакомых, филологов. Они почему-то смотрели на меня как на плебея.

Я предложил Мише послать их, но он меня не понял и остался с филологами в Судаке, а у меня в рюкзаке остался весь наш запас бухла.

В тот день я уехал в Алушту, где пьянствовал с местной молодежью. Купался, спал на пляже. По вечерам пытался писать — опять одни начала.

Из Алушты поехал в Симеиз, несколько дней ночевал в городском садике. Купил браслет своей девчонке.

Затем жил на горе с археологами, в винном угаре копали готские и аланские захоронения.

После — оказался в Бахчисарае. Денег хватило на билет домой, бутылку самого дешевого, но душистого массандровского портвейна и чебурек. Батарейка телефона села, и я не смог послать Марике эсэмэску.

Когда ждал поезд на платформе, меня мутило. Очень хотелось написать о смерти. Она сидела рядом, у лавочки, похожая на собаку, и принюхивалась к моему чебуреку, смотрела на меня сердоликовым глазом бусинки, найденной в готском могильнике, была похожа на матерую проводницу в белой рубашке; она сквозила на меня ночью из приоткрытого вагонного окна, на станциях лезла в виде торговцев едою в тамбур. Я брал тетрадь и ручку — и слова о ней находил точные.

Фотоальбом

Алехин Алексей Давидович родился в Москве в 1949 году. Поэт, эссеист, критик. Автор нескольких поэтических книг. Главный редактор поэтического журнала “Арион”. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве.

Публикация продолжает долговременный поэтический цикл “Записки бумажного змея ”.

Панорама

то самое место

где Афродита отжимала волосы

выйдя из моря

пальмы

иные с веером

иные в шляпках с пером

только по небу торопится

единственное облачко

отбившееся от стада

Бармен

с глуповатым мужественным лицом Менелая

с тех пор как Елена сбежала от него

и поступила в стюардессы

он напевает все время

мешая разноцветное пойло под видом коктейлей

и не забывая воткнуть

в каждый бокал по бумажному зонтику

для украшенья

по вечерам для завлеченья гостей

приходит приятель Гомер

и бряцая по струнам

горланит свои неправдоподобные песни

Пляжное чтение

так трудно бывает

оторвать глаза от этого мира со слепящим распластанным пляжем

где столько плоти

резвится в полосатых волнах

прогуливает друг друга вдоль набегающего моря

и млеет на песке

так трудно отвести глаза

уткнуться в книгу —

как после вернуться из обжившей тебя страницы

на хлопочущий пляж

Нимфа

море

лизнуло ее в лицо

и она подпрыгнула с визгом

из волны

показав спелую грудь

На параплане

глупым бывает

выраженье не только лица

но и тела

например

у болтающих голыми ногами летунов

пока их возят по небу

привязанных за веревку к катеру

вроде брошенной Богу приманки

Созерцатель

скандинав

похожий лицом на барашка

теребя золотую цепочку на шее

любуется морем

где писая тонкими струйками в небо

снуют скутера

понапрасну морща воду

Эвфония

даже не зная вообще ни одного языка

я различил бы

на любом пляже мира