Уолтер Керн - Мне бы в небо

— А соображения-то какие? — Я немножко затягиваюсь. Всегда так: думаешь, что не станешь, но удержаться трудно. Всего три сотни миль осталось, я заслужил передышку. Сорок тысяч футов над пшеничным штатом, и никто даже головы не поднимет. Или мне так кажется.

— Уникальный автоматический номеронабиратель, звонящий наугад. Или устройство, снимающее по чуть-чуть деньги со сберегательных счетов и отправляющее их в какой-нибудь банк на Каймановых островах. Или в нем хранятся стертые сообщения голосовой почты.

— Шутки шутишь.

— Не-а.

— У них полно таких штуковин. На бывших военно-воздушных базах. Если говорят, что какая-то база выведена из эксплуатации, это вранье. Скорее уж «эксплуатируется в новом ключе».

— Их же добрая половина штата. Попробуйте когда-нибудь прокатиться на машине по Небраске. Повсюду остатки старых ВВС. На Великих равнинах шагу не ступишь, чтоб на них не наткнуться.

Мы курим и любуемся кубом. Каждый погружен в свои мысли. Может, здесь хранятся бонусные мили, пока их кому-нибудь не начислили?

Оглушительный грохот заставляет нас обернуться, и на наших глазах автоматическая гаражная дверь едет вверх, сегмент за сегментом. Полстены исчезает, открывая взору панораму Миссури и западной Айовы. Пищит парктроник — кто-то едет задом. И тут появляется планшет. На нем налеплены не меньше дюжины оранжевых треугольников и наклейка «огнеопасно» — надо полагать, остались с его предыдущей миссии. Трое рабочих эскортируют планшет — то есть идут задом наперед и помогают водителю заезжать: размахивают руками, так, чтобы он видел их в боковые зеркала. Все трое одеты в изумрудно-зеленые комбинезоны с капюшонами на тесемках, штанины затянуты вокруг ботинок. Кузов полуприцепа весь в дырочках для крепежных устройств. Толстый кабель кольцами свисает с бортов. Машина уже так близко, что нам приходится отойти в сторону. По беспокойному взгляду Два-би-зет, по его неуверенной позе я догадываюсь: он чувствует, как становится здесь лишним. Хотелось бы мне замолвить за него словечко перед кем-нибудь, но, увы, мои рекомендации не имеют веса. Все знают, что я занимаюсь КВПР и вечно пытаюсь пристроить очередного несчастного изгнанника, нахваливая его неслыханные способности.

Стрела погрузчика уже нависла над кубом, из кабины вылезли еще двое рабочих, один прижимает к щеке рацию. Возможно, где-то поблизости вертолет, но я не слышу пропеллера.

Я прошу у Два-би-зет визитку и даю ему свою, хотя, боюсь, они обе уже устарели. Его должность называется — называлась — «компаньон». Я говорю ему «спасибо».

— В Калгари они обосновались на кампусе. По крайней мере, они утверждают, что это кампус. Старая, испустившая дух семинария на окраине города. Больше никакой работы на дому. Они консолидируются.

— Если не дозвонишься по номерам, указанным на визитке, попробуй справочную — Полк-Сентер, Миннесота. Хочешь, запишу?

— Запомню, — отвечает он.

— Это ты сейчас так говоришь. Записываю на другой визитке. На, держи вот эту.

— Знаете, что это, по-моему? Кажется, я понял. Будет стоять на улице, при входе на кампус. Типа приветствовать посетителей.

Рабочие суетятся, двое подсаживают третьего наверх, он залезает, наклоняется, расставив ноги для устойчивости, что-то там делает. Все они тягают какие-то кабели, орудуют какими-то крючьями, в каждом движении — аккуратность и профессионализм. Кубик доберется до Канады в целости и сохранности.

— Думаю, это может быть произведение искусства, — изрекает Два-би-зет. — Корпоративное искусство. Такая штука, которую выставляют напоказ.

— В Омахе, сажусь в самолет, — отвечаю я, и это правда. Они меня достали до печенок. Лучше моим дамам не перечить, когда они желают знать, где меня носит.

— Джулия обрезала волосы, — сообщает Кара. — Пойдет к алтарю лысой. А я-то думала, ты вправил ей мозги.

— Упадок сил. — Мне трудно сосредоточиться на ее словах. Собираются пассажиры первого класса, моя аудитория, и я намерен запомнить все лица до единого.

— Когда лосося так и не доставили, — продолжает Кара, — маме пришло в голову, что можно отлично закоптить индейку, засунув в духовку кастрюлю с влажной деревянной стружкой. Подсознательно ей, конечно, хотелось спалить дом. Никто мне не помогает. Вокруг сплошь шекспировская драма. К счастью, огнетушитель оказался в более-менее рабочем состоянии, хотя его за четыре года ни разу не проверяли.

— А Тэмми нормально добралась? Подружка невесты?

— Она тоже ставит Шекспира. В самолете из Детройта всем не хватило мест, и она согласилась лететь более поздним рейсом, зато бесплатно. Так что нам придется чуть ли не до полуночи ждать удовольствия лицезреть ее недовольную мордашку. Что угодно, лишь бы привлечь к себе внимание. Детский сад. Ее лучшая подруга уже в третий раз замужем, недавно вышла, а у нее все никого нет. Разумеется, не потому, что она — помешанная на чистоте зануда и расстается с каждым терапевтом из тех, что мы ей рекомендуем, как только обнаружит у него на кушетке чей-то волос, а он не разрешит ей брызгать на мебель этой антибактериальной дрянью, которую она всюду за собой таскает. Вовсе нет, это из-за того, что родители в детстве не поставили ей зубных пластинок. Она убеждена, что всему виной ее зубы, — можно подумать, мои лучше. Но у меня почему-то есть муж.

Как-нибудь, когда телефонный разговор будет не за мой счет, я поинтересуюсь: а почему, действительно? Как она этого добилась?

— Ты меня слушаешь?

— Если собираешься меня встречать, то тебе уже пора выходить. Опаздываешь.

— Голос у тебя тот еще, — не отстает она. — Наклюкался? Ты мне нужен, Райан. Я вытягиваю это торжество на собственных плечах, совсем одна. Не пей, у тебя от этого настроение портится. Становишься ужасно вредным.

— У меня сегодня знаменательный день.

Я наблюдаю за вереницей пассажиров — как они размещают ручную кладь, возятся с креслами и подголовниками. Народу меньше, чем мне хотелось бы, к тому же публика не слишком репрезентативна и в целом старовата. По моим подсчетам не больше трети летят по служебным делам и смогут по достоинству оценить великий момент. Остальные — по большей части тетушки, дядюшки и дедушки, собравшиеся в дорогу, чтобы помочь снимать роды на видео или задувать свечки на именинном пироге. А может, они все это уже проделали и тащатся обратно домой.

— Завтра еще знаменательнее, — возражает Кара. — Ну почему нельзя на полминуты взять себя в руки и прикрутить расшатанные шестеренки в мозгу? Слушай, мама спрашивает, тебе комнату приготовить или просто диван разложить?

— Комнату.

— Так и знала. Ты же всю почту сюда перенаправил.

Вот, значит, к чему дело идет. Туман постепенно рассеивается, и скоро мне будет видно все — насколько позволяет кривизна земного шара. Счастье, что есть эта кривизна, эта незаметная глазу шарообразность. Какой смысл в путешествиях, если можно охватить взглядом весь мир? Наверно, именно поэтому билет в один конец не дешевле билета туда-обратно. Любой билет — в путь по кругу, просто иногда круг нарезан на совсем маленькие кусочки.