Александр Попов - Юный, юный Илья

Молчание и это странное невидение друг друга становилось уже неприличным и невозможным – Илья посмотрел на свою подругу. Он увидел, что она напряженно сидела с сутуло ужатыми плечами и зачем-то скребла ногтем по столешнице. Сочувствие притронулось к его сердцу.

Алла тоже подняла глаза и увидела – чего в школе в толпе и суете не замечала – посуровевшие, худые скулы, сильный взгляд, ставшие гуще усики. И она поняла, что Илья уже не тот мальчик, которого она знала до этой злополучной, переломной весны, а – парень, мужчина, который нравится – несомненно нравится! – женщинам. И мысль о женщинах, о разлучнице заставила Аллу вздрогнуть.

– Ты мерзнешь? – спросил Илья хрипловатым от молчания голосом.

– Н-нет, – вымолвила она отвердевавшими губами.

– Подлить чаю? – произнес он так же едва слышно.

– Подлей, – почему-то шепнула и покраснела Алла.

Они помолчали, и каждый притворялся, что чрезвычайно увлечен булочкой и чаем.

– Что ты пишешь или рисуешь? – спросила Алла.

– Так… ерунда…

– Все же? Покажи.

– Пойдем.

Прошли в комнату Ильи, и он небрежно показал последние рисунки. Алла увидела обнаженные тела, причудливо изогнутые, феерические, непонятные для нее, но своей чуткой душой пробуждающейся женщины поняла – он рисует ту женщину и все то, что у него было с ней. Алле стало так обидно и горько, что закололо в глазах, но слезы не потекли: казалось, покалывали не слезы, а иголки.

– Интересно, – резко-порывисто отодвинула она от себя рисунки. – А что ты еще нарисовал? – неожиданно для себя зло, даже скорее ядовито, осведомилась она, по-особенному, как-то шипяще произнеся "еще" и смело, дерзко посмотрев в глаза Ильи.

– Так, ничего, – равнодушно ответил он; или тоже притворился.

Алла видела, что Илья теперь не творил, а – "пошличал", как она подумала. "Где доброта его картин, где милые мордашки, где наивные, прекрасные радуги, где чистота и искренность?" Она прикусила ноготь. Потом раздельно-четко произнесла каждое слово:

– Давай вместе готовиться к экзаменам? – Ответа не ждала. – У меня завтра родителей не будет дома… весь вечер… Приходи.

Илья сразу понял, зачем Алла приглашала его. Он понял, понял, на какую жертву ради него отважилась она. Но мощное животное чувство, разогретое в нем этой весной, задавило то детское чувство боязни и переживания за близкого, родного человека, каким с далекого раннего детства была для него Алла, сломило и отодвинуло нежное юношеское чувство, которое взблеснуло в нем на секунду, две или три, и он холодно сказал:

– Жди. Буду в шесть.

Он пришел к Алле на следующий день ровно в шесть. Она не сопротивлялась, а, как связанная по ногам овца, обреченно ждала ножа.

Потом она сказала вышедшему из ванной Илье:

– Мне плохо. Пожалей меня.

Он посмотрел в ее пьяно-сумасшедшие, какие-то почужевшие глаза, прилег рядом, но молчал и морщился – досадливо и опустошенно-тяжело.

– Ты теперь только мой, да?

– Да, – отозвался он, но не сразу.

Однако от нее он пошел не домой, а к Галине.

Илья обнимал Галину, целовал, но она, загадочно улыбаясь, деликатно уклонялась и ласково просила:

– Погоди, мой мальчик, погоди, мой юный, юный Илюша…

Однако Илья, в предвкушении, не хотел слушать и слушаться ее, а настойчиво целовал и обнимал. Щеки Галины розово и свежо налились, черные глаза блестели, – она и вправду была хороша и приманчива.

– Галя, ты сегодня какая-то необычная. Что с тобой? – спросил разгоревшийся Илья, отступив от нее, неуклонно отвергавшей ласки.

– Скажи, миленький, только не ври: я тебе хотя бы крошечка нравлюсь?

Он сидел на диване, а она склонилась перед ним на корточки, прислонила щеку к его колену, как преданная собака, снизу смотрела в его глаза и ждала ответа.

– Ты же знаешь… – встал и отошел от нее Илья. – Ты такая странная сегодня.

Она уткнула голову в одеяло. С минуту посидела без слов, затаенная и одинокая. Потом улыбчиво пропела:

– Я жду ребенка.

Илье показалось, что Галина светится.

– Ребенка? – надтреснувшим голосом переспросил он и – его парализовал ужас: от кого ребенок? от него?!

Он боязливо-искоса взглянул на Галину, и, кто знает, если посмотрел бы прямо, глаза в глаза, то открыл бы что-то более для себя жуткое и разящее.

– Милочек, ты никак испужался? – неестественно засмеялась Галина. – Дурачок!

"Все, все кончено! – Илья опустился на диван и сонно оплыл на нем. – Ребенок… ребенок… как все глупо… Чужая женщина… я ведь ее совсем не знаю… и какой-то ребенок… Боже!.. Я хочу писать картины и рисовать… За что?.."

Он не совладал с собой и заплакал, как маленький.

– Какие же мы ревы, – плакала вместе с ним Галина и, как мать, гладила его по голове и целовала в горячий лоб.

– Ребенок не от меня! – вскрикнул Илья и схватил женщину за руку. – Ну, скажи, что не от меня!

– От тебя, от тебя, Илюша, – строго сказала женщина, вытирая платком глаза – и свои, и его. – Только ты был со мной. Я, как только увидела тебя, так и сказала себе: вот ты и дождалась, голубка, своего часа, за твои муки вознаградит тебя он, этот чистый мальчик. Я хотела забеременеть только от тебя – и вот, миленький мой Илья, все прекрасно. Я счастлива, спасибо тебе. И прости меня, подлую, коварную бабу. Я тоже имею право на счастье.

– Ты – хитрая, эгоистичная женщина, – беспомощно-обозленно всхлипывал Илья.

Она крепко обняла его:

– Прости, прости! Но я так хочу счастья, простого человеческого счастья! Думала, пропаду. А глянула первый раз на тебя и поняла – еще не все для меня потеряно, еще теплится в сердце какой-то крохотный росточек. Знал бы ты, как я хочу счастья! – Она отошла от него и сжала пальцы в замке. – Ты думаешь, Илья, я буду тебя тревожить этим ребенком? Нет, родной, нет! Успокойся. Если не хочешь сожительствовать – иди на все четыре стороны. Я заживу вольготно одна, с ребенком. Знал бы ты, Илюша, как долго я тебя ждала.

– Меня?

– Тебя – такого.

– Да что же, наконец-то, ты нашла во мне?! – Он резко-порывисто встал, нечаянно наскочил на Галину и уже вполне осознанно пододвинул ее, будто ему нужен был проход. Стал ходить по комнате. Она присела на диван. – Что, что, черт возьми, ты вбила в свою голову? Какой я идеал, я – мерзавец! – Он угрюмо помолчал, прикусив губу. Склонился над Галиной: – Ты покалечишь мне жизнь, если родишь, понимаешь?! По-ка-ле-чишь! – отчаянно-безумно крикнул он. – Я люблю девушку, понимаешь, люб-лю? Ты мне не нужна. Не нуж-на! Видишь, какой я негодяй, и ты от меня, такого ничтожества, решила родить? Кого? Ничтожество?

– Молчи! Молчи! Не убивай во мне веру хотя бы в тебя. – Она упала лицом на подушку и тяжело, как-то по-звериному хрипло зарыдала и заохала. Илье показалось, что она рычала.