Сергей Костырко - Медленная проза (сборник)

– Не знаю… Обычно я вызывала «скорую». Делали укол, и проходило.

– Ну так давай вызовем.

– Ты что, совсем на голову плохой? Куда и к кому ты сейчас вызовешь?

– Да плевать на это!

– Тебе плевать. А это мой город. Мне сейчас нельзя этого. Нельзя. Иначе все к черту!

И Диму продрало от отчужденности и злобы в ее взгляде.

– Успокойся.

– Ага! Успокойся! Уроды! Легко сказать – успокойся… Это ж надо так залететь! – и она замычала, скрючившись. – Ты мне только выйти отсюда помоги. А на улице я что-нибудь придумаю.

– Господи, да что тут можно придумать?

– Ты бы заткнулся, а?

– Понял-понял. Что за укол тебе делали?

– Обычный. Но-шпу.

– Ну так давай я сделаю. Какие проблемы. Сейчас… полпервого, но должна же быть у вас дежурная аптека.

– На Ленина где-то. В центре.

Дима натягивал рубашку и свитер.

– Лежи, я сейчас. Обычный укол? В задницу?

– Да-да, обычный.

– Извини, но я карточку возьму, придется в темноте посидеть, иначе я не выйду из гостиницы

– Да-да, только побыстрее.

Девушки из ресепшен уточнили: идти направо по улице, три или четыре квартала, это недалеко, можно пешком.

Хрена тебе, пешком, подумал он, вспоминая стадо таксомоторов перед крыльцом гостиницы.

Но такси у крыльца не было. Ни одного.

Дима быстро пошел, потом побежал по дорожке через сквер к перекрестку. Метров пятьдесят, не больше, но он уже подвывал, проклиная собственную тупость – зачем подштанники не надел или хотя бы трусы. Ледяной ветерок превратил джинсы в шуршащий фанерный короб, мороз входил в его тело через пах, который, по ощущению Димы, превращался сейчас в кусок пористого льда. Копцы тебе, Дима! Редкие машины проносились мимо, не обращая внимания на его поднятую руку. Блестел ободранный поземкой и электричеством асфальт. В черном небе над городом бесовским синим светом горели буквы ВИТУС. Вернуться за одеждой? Но тут рядом затормозила «Волга», и Дима полез в прокуренное, с запахами бензина теплое ее нутро.

– В дежурную аптеку.

– Сколько дашь?

– А сколько нужно? – повернулся Дима к шоферу, паренек напряженно смотрел вперед, подставив под взгляд Димы профиль.

– Двести, – отрывисто сказал он.

– Поехали.

Шофер, не обращая внимания на светофоры, круто развернул машину прямо посередине пустого перекрестка и понесся по улице в другую, как показалось Диме, сторону. Потом налево, еще налево, полетели мимо смутно знакомые улочки, проскочили проспект, снова налево, потом направо и машина уже тормозит:

– Вон она, ваша аптека.

– Да-да, – сказал Дима и, хватая ртом колючий плотный воздух, вывалился наружу и побежал к освещенному тусклой лампочкой крыльцу. Снег на крыльце нетронут – неужели закрыто?! Дима со страхом потянул на себя ручку, дверь неожиданно поддалась. Внутри холодный дух трав и лекарств, за стеклом женщина в накинутом на плечи пальто у маленького телевизора.

– Пожалуйста, но-шпу, лидокаин и шприцы.

– У вас нет денег помельче? Я не найду вам сдачу.

– Ну, приложите к нему терафлю.

– Нету. Возьмите фервекс.

Машина стояла на месте. Устроившись в кресле возле шофера, Дима отдал ему две сотенные бумажки, и дорога к гостинице заняла минуты две, не больше.

Стараясь идти размеренно, Дима пересек холл, сонные барышни из ресепшен не обратили внимания. Ничего, значит, не произошло в его отсутствие. А что могло произойти? Лифт спускался очень долго. Сонный коридор тоже был неимоверно длинным.

Войдя в номер, Дима вставил карточку в щель, вспыхнул свет, и он увидел пустую кровать с развороченным постельным бельем.

– Ничего себе!

Значит, так – паспорт, деньги, цифровая камера, что там еще можно было взять?.. Но тут блеснули лежащие у телевизора часики. Ее часики.

– Эй! – донеслось из ванной. – Включи мне здесь свет.

Катя полулежала в ванной, окруженная черными плавающими волосами.

– Ты что тут делаешь?

– Греюсь. Вроде как немного даже отпустило. Помоги вылезти.

Дима наблюдал, как она растирается, потом метнулся в комнату и сдернул с кровати простынку:

– Завернись.

На подгибающихся, как показалось Диме, ногах Катя соступила на пол. Дима присел, вытирая ей ноги.

– Идти можешь?

– Могу, конечно. Да ты не бойся, я живучая. Не трогай, у тебя руки просто ледяные.

Дима раскладывал на столе купленное в аптеке.

– А ты точно умеешь?

– Умею-умею.

– Ну, – сказал Дима, пустив вверх тонкую струйку готового лекарства из шприца, – и где наша попка?

– Ищи, – сквозь зубы сказала она. – Должна быть.

– Ты чего, боишься, что ли?

– Боюсь. С детства.

Дима сбросил одеяло.

– Она у тебя как пирожок из печки. Расслабь мышцу, ну. Ну что же ты?

– Не могу.

Дима наклонился и провел губами по горячей и сухой коже.

Катя вздрогнула.

– Ты что там делаешь?

– Расслабляю.

И тут же толкнул иголку.

– Так нечестно!

– А ничего, – сказала она, – терпимо.

– Помассируй салфеткой.

– А сам не можешь?

– С удовольствием.

– Ну а теперь пей фервекс, – Дима поднес кружку с теплым, еще щипящим пойлом.

– А ты сам-то чего дрожишь?

– Это из меня мороз выходит.

– Лезь ко мне под одеяло… А ты что, вот так голый под джинсами и бегал? Ты что?

И неожиданно сильными руками притянула Диму в постель, прижалась сзади к спине.

– Ну, Кать, от тебя, как от печки раскаленной.

– Зато ты как холодный компресс.

– Погоди, – высвободился Дима, – у меня тут футболки чистые. Давай вот эту надень, она самая теплая. Желтая. Это цвет пустыни, и видишь, какие верблюды вышиты на ней. Это настоящие, без обмана. Из Туниса привез. Вот как раз на этом, который с краю, я и ездил. Он такой теплый, как печь деревенская, и шерсть у него как у теленка. Влезай.

Катя выпросталась из простыни и, вытянув вперед длинные голые руки, нырнула в подставленную Димой майку.

– Да тут вдвоем можно жить.

– Лишь бы не жало.

– А ты что, доктор?

– Нет. Историк. Грант здесь отрабатываю. Главу про деревянную скульптуру пишу.

– И не страшно тебе?

– В смысле?

– А тебе что, не говорили? Они ворожат. Особенно тетки. Лет пять назад один корреспондент швейцарский начал фотографировать Матрену – так по городу ураган пронесся, несколько деревьев повалил. Чего смеешься? Правда. Хоть у Абашева спроси. От них, бывает, глаз оторвать нельзя… Ну, и это… Я тут на тебя наорала. Это я не на тебя. Это так. Вообще.

– Ну ты же видишь, что не злюсь.

– Меня такая жуть взяла, когда ты ушел. Это ж надо быть такой дурой! Темно. И в животе такая боль, что хоть вой. Я, чтоб не загнуться, в ванну полезла, горячую воду пустила, а она чуть теплая сразу шла, ну а потом и горячая, и только начала согреваться, и ты появился, и стало отпускать. А после укола сразу прошло.