Джордж Хаген - Ламентации

— Неважно на кого, сынок. — Джулия обняла Уилла.

— Но ты-то похожа на свою маму, — послышался грустный ответ.

— Сынок, ты особенный. Ты счастливый человек — путешественник, искатель, гражданин мира! Ты Ламент, понимаешь?

Уилла озадачил ответ матери, искренний и страстный, но неутешительный. Ламент — значит вечный странник.

В первый же рабочий день Говард узнал, что человек, пригласивший его в Америку, пропал.

— То есть задерживается?

— Не совсем, — объяснила секретарша. — Он потерялся в море.

Чэпмен Фэй — основатель и вдохновитель компании «Фэй-Бернхард», выпускающей устройства для НАСА, армии и медицинской промышленности. Что за устройства? Технологии будущего — говорилось в рекламных проспектах компании. Чэпмен Фэй, по всеобщему мнению, — гений. В пятнадцать лет он окончил школу, а в двадцать — защитил диссертацию по химическим технологиям. К двадцати пяти годам защитил еще три диссертации — по китайской мифологии, квантовой физике и индейскому искусству. В тридцать два он возглавил научный центр в долине Напа, а к тридцати восьми рассчитывал построить космический корабль для полета на Марс. Ради этого и была создана компания «Фэй-Бернхард», но из-за нехватки средств Чэпмен Фэй вынужден был сменить цель. Он решил спасти мир, пока жив, и изобрел несколько устройств, именно для этого и предназначенных.

«Пан-Европа» заинтересовалась одним изобретением Чэпмена Фэя — составом, превращавшим пролитую нефть в радужное студенистое вещество, которое легко собирать с поверхности воды. Весь процесс назывался «система Рапи-Флюкс». По совету Говарда «Пан-Европа» купила у «Фэй-Бернхард» оборудование для своих спасательных судов. Говард проводил испытания системы в соленом водоеме под Саутгемптоном, вместе с командой моряков торгового флота — дюжих парней с бычьими шеями, чьи лица были красны от пьянства и суровых ветров Северного моря. В разгар испытаний вошел щуплый человечек с ярко-синими глазами, густыми седыми волосами, стянутыми в хвостик на затылке, в длинном темно-зеленом пиджаке а-ля Джавахарлал Неру. Моряки сперва посмеивались при виде его наряда и прически, но, едва он начал отдавать приказы, подчинились беспрекословно.

После испытаний Чэпмен угостил всех обедом в местном пабе. Там, за кружкой пива, Говард поведал ему о своей мечте оросить Сахару и об искусственном сердце, о котором думал с тех пор, как умер отец. Когда Говард поднялся из-за стола, Чэпмен стиснул его руку и вместо прощания предложил работу. «Вы творческий человек», — сказал Чэпмен Фэй. — Приезжайте работать ко мне в Америку.

— То есть как — пропал в море?

— Мы потеряли связь с его яхтой дней пять назад. Не волнуйтесь, мистер Фэй — гений. Он непременно объявится, — заверила секретарша.

Говарду отвели кабинет вдвое больше дэнхемского. Три стены были из красного дерева, а одна — стеклянная, с видом на японский садик с плакучими вишнями и пруд с золотыми рыбками и величавой голубой цаплей. Первые три дня Говард наклеивал ярлычки на папки и заполнял страховые и пенсионные анкеты. На третий день он забеспокоился.

Компания «Фэй-Бернхард» располагалась в большом здании, специально задуманном для тишины и уединения, подсмотреть, как работают другие, было невозможно. Каждый был занят своим делом, без болтовни в коридорах. «Может быть, — допускал Говард, — в такой обстановке рождаются блестящие мысли, но до чего же тут одиноко!» Не с кем было перемолвиться словом, пока однажды Говард не наткнулся на партнера Чэпмена, Дика Бернхарда, здоровяка со смеющимися глазами, ходившего на работу в марокканской джеллабе. [17] Джеллаба (галабия) — арабская национальная одежда, длинная просторная рубаха.

— Чем мне заняться, пока не вернулся Чэпмен? — спросил Говард.

— Расслабьтесь, — посоветовал Дик. — Раз Чэпмен вас нанял — значит, не зря. Чэпмен о вас позаботится, не беспокойтесь. Были уже в нашем кафетерии? Шеф-повар из четырехзвездочного бретонского ресторана!

— Как тебе новая работа? — поинтересовалась Джулия.

— Кафетерий замечательный, — ответил Говард. — И видела бы ты мой кабинет!

— А работа? — спросила Джулия. — Как работа?

— Нормально, — ответил Говард, сочтя, что рассказывать всю правду еще не время. Платили ему больше, чем когда-либо в жизни. Платили ни за что.

Джулия считала дни до начала учебного года — когда дети станут ходить в школу, можно начать искать работу. А пока что она покупала ребятам одежду и вила гнездо — выбирала лампы, шторы и ночные столики для незанятых спален в их просторном новом доме. Однажды утром к ней в дверь постучалась женщина, она приветливо улыбалась, а в руках держала корзинку с шоколадным печеньем.

— Привет! Я Эбби Галлахер. — Она махнула в сторону своего коттеджа. — Из тридцать девятого дома — там, где груша и красивый зеленый газон.

Джулия, взглянув на дом, тут же позавидовала спокойной гордости женщины. Вспомнив свои розы в Альбо, она подумала, что у нее с Эбби есть кое-что общее.

— Да, чудесный газон, — кивнула Джулия.

Она пригласила Эбби в дом, и та, разглядывая кухонную утварь, стала рассказывать о своих двух сыновьях, ровесниках Уилла. Потом провела рукой по паркету в столовой и вздохнула:

— Орех. Мы хотели орех, а нам настелили сосну. Вы откуда? Выговор у вас британский!

— Я из Южной Африки, — ответила Джулия и, задыхаясь, скороговоркой перечислила страны, где ей довелось жить, пожаловалась, как трудно осваиваться в новой среде, и напоследок добавила, что мечтает посмотреть на Америку — страну, принявшую в себя множество культур (Южной Африке до этого, увы, далеко).

Эбби опешила, хлопая глазами.

— Южная Африка… Но внешность у вас не африканская.

Джулия молча корила себя за болтливость. Вот уже много недель она ни с кем не разговаривала, кроме мужа с детьми и продавцов.

— А я ирландка, — сказала Эбби.

— Правда? — заинтересовалась Джулия. — Откуда вы?

— Из Корка, — ответила Эбби. — Точнее, не я, а мои прадеды были оттуда.

— А-а. — Джулия улыбнулась. — Значит, вы совсем чуть-чуть ирландка.

Эбби помолчала.

— Я праздную День святого Патрика. Чем же я не ирландка?

— Вообще-то, — ответила Джулия, — у меня тоже ирландские корни, но я бы не осмелилась назвать себя ирландкой.

От улыбки Эбби не осталось и следа.

С ужасом чувствуя, что ляпнула что-то не то, Джулия попыталась спасти положение.

— Зато мне нравится ирландская литература, — добавила она. — Кто ваши любимые писатели?

Эбби снова захлопала глазами и поднялась:

— Я, вообще-то, опаздываю на теннис.

Джулия поблагодарила за печенье. Она чувствовала, что допустила промах, но не понимала в чем. Прощальные слова Эбби застряли у нее в памяти.