Жан-Филипп Туссен - Месье

Дабы развивать их ум, такой податливый в этом возрасте, Месье, оставаясь с племянницами, не упускал случая поучить их играть в шахматы. Он раскладывал доску на низеньком столике посреди гостиной, садился на ковер по-турецки. Девочки заходили с другой стороны стола, и лица у них делались серьезными. Пока он им объяснял, как ходят фигуры, они стояли рядышком в трусиках и маечках и внимательно его слушали — исключительно сосредоточенные крошки. А ну, не лазить руками в трусы, когда я вас учу, одергивал их Месье.

Уроки не проходили даром, малышки уже освоили ходы. Когда они задумывались, Месье не мог на них налюбоваться: они напоминали ему его самого. Особенно ему нравилось, как хорошо они запомнили, что надо сказать «я еще не хожу», если дотронулся до фигуры и ею не пошел. Пожалуй, это единственное, что их привлекало в шахматах, и Месье даже заподозрил, что они специально касаются всех фигур сразу, лишь бы произнести полюбившуюся фразу.

В тот вечер, когда он зашел в комнату племянниц, они играли с феном, вырывая его друг у друга и пуская струю воздуха под висевшие на стенах плакаты. Месье сел на кровать, не говоря ни слова, но этого оказалось достаточно, чтобы посеять в них смутный страх и отравленная сомнением игра наскучила сама собой. Тогда Месье выключил фен и велел им ложиться спать. А на прощание изобразил, не слишком, впрочем, правдоподобно, вынужденную посадку планера — это их всегда смешило. Мы-то с вами друг друга понимаем, сказал он. Затем присел у постелей, подоткнул одеяла и расцеловал малышек в четыре щеки. Мы-то с вами друг друга понимаем, да? — повторил он с грустью. Что ты там бормочешь, дядя? Нет, они ничего не понимали.

Самородное золото, встречающееся в природе в чистом виде, часто рассеяно в кварцевой породе золотоносных жил и в сернистых соединениях, таких как пирит, через «и», арсенопирит, пирротин, с двумя «р», и стибин, как слышится.

Полагая, что развеяться иногда полезно, Месье повел раз в субботу после обеда племянниц во Дворец открытий. Он вихрем пронесся по залам, так что малышки не поспевали за ним и семенили далеко позади; время от времени он останавливался перед какой-нибудь витриной, и, используя любую возможность заронить в них разумное и вечное, толковал об основах жизни, представлявшихся девочкам еще большими загадками, нежели ему самому. На улице, по дороге из музея, Месье объяснял, что, когда идешь на восток, твоя скорость прибавляется к скорости вращения Земли, а когда на запад — вычитается. Дядя, купи нам пиццу, сказали они. Пиццу? — вскричал Месье и остановился, выискивая глазами, кого бы призвать в свидетели праведности своего гнева, — пиццу в вашем возрасте не едят. Все, точка. Теперь слушайте. Предположим, человек хочет убежать от себя, чего, кстати, я вам не советую делать, — продолжал он, остановившись посреди тротуара и засунув руки в карманы, а сестренки в одинаковых розовых курточках слушали его, задрав от усердия носы, — как по-вашему, следует ему двигаться на запад или на восток? Они не знали. На восток, сказал Месье, с лукавым прищуром подняв указательный палец, на восток, потому что так время в пути течет быстрее — какой-никакой, а выигрыш, заключил он и зашагал дальше. Пиццу! Подумать только, в их-то лета!

В свободные от печатания вечера Месье лежал на кровати и швейцарским перочинным ножичком фигурно чистил апельсины, превращая их в водяные лилии или кувшинки. Если вынести за скобки редкие мимолетные мысли, которые, не будучи сформулированными, беспрерывно растворялись, Месье, даже напрягшись, уже совершенно не ощущал течения времени ни на запад, ни на восток. Прежде он бы с легкостью вообразил, в абстрактной, понятно, форме, две различные субстанции, ничем не связанные между собой: одна неподвижная — это он сам (Месье не любил суеты), другая — обтекающее его время; теперь же у него вызревала мысль, что никаких двух субстанций не существует — есть лишь один мощный поток, беспрепятственно уносящий его за собой.

Греческие термины, применяемые для обозначения внешних форм кристаллов, ку-ку, ты меня слушаешь? — трудности не представляют, они чрезвычайно просты для понимания и очевидны даже непосвященным, например, пинакоид, от «пинакс» «доска», обозначает два параллельных ряда, а пентагоногексаоктаэдр, от «гекса» и «окто», обозначает твердое вещество с шестью восемь — сорока восьмью пентагональными гранями.

На следующий вечер Месье — свободу людям доброй воли! — переехал к Леганам.

Хозяин поджидал жильца в прихожей, чтобы с порога познакомить с женой и сыном. Хорошо, хорошо, сказал Месье, озабоченный более насущными проблемами: внизу в такси остались его чемоданы, и кто-то должен был за ними спуститься. Людовик не запрыгал от восторга, нет, но все же поплелся нехотя вслед за Месье, с небрежной ленцой помог шоферу выгрузить багаж и в два приема отволок наверх.

У себя в комнате Месье снял с постели кружевное покрывало, сложил вдвое, развязал галстук и растянулся поверх одеяла. Затем он исхитрился без помощи рук сбросить ботинки, и они со стуком грохнулись на пол. Некоторое время он лежал, радуясь тому, что у него больше нет соседа, раскинув руки и не дыша, то есть дыша, но самую малость.

У нас завтра опрос по физике, сказал Людовик от самой двери. Он положил учебник на кровать, прошел, не глядя на Месье, к окну и удрученно в него уставился. Чуточку помедлив, Месье сел, закурил сигарету (его начинало пугать собственное спокойствие) и поинтересовался, по какой теме опрос и что надо повторять. Всякое движение относительно, ответил тот. Месье затянулся, раскрыл учебник и спросил: это что, параграф такой? Разумеется, параграф, сказал Людовик, задач нет.

Да, разумеется, согласился Месье. Он быстро пролистал учебник, нашел указанный раздел и стал читать. Всякое движение относительно. Это заглавие, прокомментировал он, ты хоть понимаешь, что оно значит? Чего ж тут не понимать, ответил Людовик, всякое движение относительно, вчера в классе делали. Значит, так, продолжал Месье, если в некоторой системе отсчета существует движущаяся точка, недостаточно указать, что она находится там-то, надо еще знать, когда она там находится. Таким образом, время, с точки зрения физики, имеет двоякое значение: длительности, с одной стороны, то есть промежутка времени между началом и концом наблюдаемого явления, и, во-вторых, даты, то есть времени, когда действие имеет место. Повтори, сказал Месье. Прямо сейчас? — спросил Людовик, не отрываясь от окна. А ты как думал? ответил Месье. И пока Людовик лицом к окну бубнил, что длительность — это промежуток между началом и концом, а дата — время, когда что-то происходит, Месье бесшумно выскользнул из комнаты и крадучись покинул квартиру. Спустившись вниз и выйдя на улицу, он встал на тротуаре против дома и увидел в окне Людовика, твердящего урок (эх, люди, люди!).