Эмманюэль Роблес - Это называется зарей

Звали его Эуженио Казелла, весь предыдущий день он разгуливал по Салине, подолгу задерживаясь у стойки «Палермо», где он пил самые невероятные смеси спиртного. В конце концов, стало известно, что он послан крупным миланским иллюстрированным журналом, чтобы сделать репортаж о деле Гордзоне. Он бродил по улицам с болтавшимся у него на шее на тонком кожаном ремне фотоаппаратом, бившим его по животу. Среднего роста, очень смуглый, с опухшим лицом, он носил непромокаемую куртку, стянутую в талии, и фетровую серовато-зеленую шляпу с узкими полями, украшенную петушиным пером и сдвинутую на затылок. Эта удивительная шляпа была покрыта пятнами и казалась плотно пригнанной к его огромной непокорной шевелюре. В пятницу около десяти часов утра Валерио встретил его на дороге на выезде из Салины. Он делал знаки, размахивая кулаками и показывая большим пальцем в сторону Кальяри. Пока машина набирала скорость, Казелла, едва успев представиться, начал ошеломляющий монолог, сопровождая свои слова всевозможными жестами и гримасами. Руки его летали вокруг резинового лица, которое непрерывно то морщилось, то вытягивалось, то сплющивалось. Валерио осторожно спросил, закончил ли он свое расследование.

— Пока еще нет, доктор! Мне предстоит встретиться кое с кем в Кальяри. Что касается этого Сандро, то полицейские рано или поздно схватят его. Меня же лично интересует совсем другая сторона этой любопытнейшей истории. Гордзоне находился у своей любовницы. Красивая, говорят, женщина. Мое начальство требует фотографию. Сделаю, конечно, что смогу. Итак, Гордзоне находился у нее, и этого болвана вызвали из-за продажи отеля. Ладно. Он знал, что рискует, но миллионы одержали верх над страхом. Чтобы не упустить свой шанс, он поехал вместе с англичанином, и его ухлопали. История поучительная. Естественно, я хочу отыскать англичанина. Ведь Смерть-то, по сути, это же он! Вы с этим согласны, доктор? Он взял Гордзоне за руку и преспокойно подставил его под револьвер Сандро Галли. Так что со статьей у меня порядок! Но мне надо найти англичанина. И еще я должен порасспросить очаровательную Сильвану. Прекрасно. Слегка поухаживаю за ней. Хочу узнать, какая рожа была у Гордзоне, когда, разговаривая по телефону, он колебался, когда в его душе противоборствовали страх и любовь к деньгам. Вам известно, что у этого типа были потрясающие знакомства? Он был связан, можно сказать, со всеми сливками театра и кино. В частности, был знаком с Гуардини, известным композитором. Разумеется, кое-кого из своих клиентов он обжулил. Чудной все-таки тип. Да посудите сами, если бы любовница любила его, она наверняка сумела бы его удержать. Ее мне тоже надо повидать. Может, пообедаем вместе? Вы мне страшно симпатичны.

— Очень рад этому последнему обстоятельству, — сказал Валерио, — но я буду занят, о чем весьма сожалею.

— Я тоже сожалею, — проворчал Казелла. От него попахивало джином. Он ни секунды не сидел спокойно, без конца ерзая на своем сиденье и нервно поглядывая то вправо, то влево, словно его внимание приковал окружающий пейзаж. Хотя они пересекали унылое пространство. Слева поблескивало море. Справа, за длинными полосами плешивых участков земли, простирались лагуны ядовито-зеленого цвета. На дороге появились два карабинера, они остановили машину и проверили документы у доктора и его спутника.

— В конце концов они все-таки поймают его, — сказал немного погодя Казелла.

— Вы думаете?

— Уверен. Это же ясно. Инспектор Фазаро очень хитер. Он произвел на меня сильное впечатление, хотя лично я не люблю полицейских. Впрочем, не обольщайтесь, дорогой доктор: Сандро я нахожу чрезвычайно симпатичным. Этот человек, доведенный до отчаяния смертью своей жены, пришелся мне по сердцу. Поверьте, это большая редкость. Большинство вдовцов сразу же думают о малютке, которую собираются затащить к себе в постель вместо усопшей!

— О! — воскликнул Валерио, глядя на него.

— Бывают, конечно, исключения. Но я знаю жизнь.

Он подмигнул:

— Гордзоне остается только пожалеть. К тому же есть госпожа Гордзоне да и внуки тоже, для которых это еще более тяжкий удар. Но, несмотря ни на что, Сандро Галли чертовски мне нравится. Себя не переделаешь, доктор. И я счастлив, что мне удалось стянуть фотографию, где он и его жена запечатлены в отличнейших костюмах новобрачных. Представляете себе надпись?

— Вы что же, собираетесь рассказать и об… этой Сильване?

— А почему бы и нет?..

— Вы уверены, что не причините боли госпоже Гордзоне?

— Оставим сантименты, доктор. Я сглажу углы, но публику следует проинформировать. Сказать вам откровенно, это мой директор, известный прохвост, требует фотографию прелестной сожительницы. Ладно, там видно будет. Мне надо заехать в гостиницу забрать письма. Мой змей питон должен был написать мне. Я имею в виду редактора. Хорошенькую гостиницу я себе выбрал. Могу посоветовать вам ее, доктор. Клопы там водятся колоссальных размеров. Воистину остатки доисторического периода. Я поймал трех особенно характерных представителей этого вида и посадил их в бутылку из-под виски «Гордон». Преподнесу их в дар Академии естествознания.

Благодаря Казелле и его вдохновенному красноречию Валерио удалось избавиться от своих неотвязных мыслей. Утром он оставил Клару в некоторой растерянности, хотя она отважно боролась с его печалью. Что же касается Сандро, то он нашел его спящим или притворявшимся таковым. Его худое, измученное лицо с сухими веками, словно обтянувшими глазное яблоко, в полумраке маленькой комнаты походило на маску смерти.

Дорога шла вверх в ярком свете ясного утра, и по холмам скользило лицо Анджелы, улыбающейся, доверчивой, но и грозной Анджелы. Большое белое облако, маячившее на далеком горном хребте, посылало ему сигнал о надвигающейся опасности. Этот высокий затерянный призрак предостерегал его, и Валерио чувствовал угрозу, подступавшую к нему со всех сторон. Огромная стая стервятников дожидалась пищи. Алчные и бесстыдные, они все слетались сюда, окружив его. И этот Казелла с его видом бравого парня тоже был стервятником. «Я сглажу углы, но публику следует проинформировать!» Его речи начали утомлять Валерио, и он почувствовал облегчение, когда добрался, наконец, до Кальяри. Перед зданием навигационной компании надпись, сделанная красным мелом на черной доске, возвещала, что «Портичи» прибудет не в двенадцать, а в тринадцать часов. Казелла по-прежнему вертелся на сиденье.

— Раз у вас есть время, доктор, не могли бы вы подбросить меня в яхт-клуб? Я хочу как можно скорее встретиться с этим англичанином.

— Хорошо, — с некоторым раздражением согласился Валерио.