Ирина Левитес - Зал потерянных шагов

Придется что-нибудь приготовить и накормить сына обедом, раз уж она в кои-то веки выбралась к домашнему очагу.

Быт Женя не любила, хотя периодически предпринимала героические битвы в его честь. Всплескам генеральных авралов обычно предшествовали длительные терзания и угрызения совести. Наконец Женя экспромтом, по вдохновению, бросалась одновременно убирать, стирать, гладить и готовить.

Эти хаотические действия почти не имели смысла, поскольку бульон выкипал, мясо пригорало, плиту потом приходилось с трудом отдирать от коричневых разводов, и уже на следующий день ванная была вновь завалена неведомо откуда взявшимися грязными вещами, пыль лежала нетронутым слоем на мебели, недоглаженное белье традиционным комом скапливалось в кресле, а в кастрюле сиротливо плескались на дне остатки вчерашнего борща.

Кроме того, в борьбе с грязными тарелками и чашками неизменно побеждала посуда. Она никогда не заканчивалась в мойке, повергая Женю в горестное изумление по поводу ее неисчерпаемости.

В недоумение обычно приводила и одежда, тщательно рассортированная по полиэтиленовым пакетам и ровными стопками сложенная на полках шкафа. В идеальном порядке свитера, джинсы и майки пребывали недолго и, разрушив строй, мигрировали на стулья, кресла и попросту на пол, выбирая независимость и полностью отвергая навязанный хозяйкой стереотип.

Иногда Жене казалось, что вещи в ее доме живут собственной, автономной жизнью, нисколько не считаясь с мнением своих владельцев. Вот и сегодня лампочка в коридоре перегорела, и Жене пришлось в полутьме лавировать между обувью у входной двери — кроссовками, босоножками, сандалиями и прижившимися с зимы сапогами и ботинками.

Благополучно преодолев полосу препятствий, она первым делом пошла в кухню, бросила на стол пакеты с продуктами, а потом заглянула в комнату.

В большой проходной комнате шторы были плотно задернуты, создавая полумрак, а на раскинутом во всю ширь родительском диване, укрывшись одеялом с головой, спал Мишка, пренебрегая собственной узкой кроватью. Из-под одеяла торчали четыре ноги. Две Мишкины, большие. И две маленькие, неизвестно чьи.

Женя вздохнула, но будить сына и незнакомку не стала. Она вернулась в кухню и занялась обедом, быть может, громче обычного звякая посудой. Попутно она размышляла о том, как себя вести. Сделать вид, что ничего особенного не произошло? Так ведь действительно ничего особенного. Мишка уже взрослый. Студент. Имеет полное право на личную жизнь. Было бы странно, если бы в его возрасте у него не было девочки. Наоборот, нужно радоваться, что у сына все в порядке.

Но почему-то радоваться не получалось. Женю терзали тревожные мысли о том, что сын вырос, а взрослая жизнь, как известно, приносит больше разочарований, чем радостей. Конечно, нужно было раньше откровенно поговорить с ним на эту тему. Об ответственности и перед девочкой, и перед родителями. О порядочности и чувстве долга. Но в их семье не принято было обсуждать физиологические проблемы, особенно скользкие вопросы предупреждения нежелательной беременности и тому подобное.

Женя вообще не любила разговоров на эту тему, даже с немногочисленными подругами, из стыдливости избегая интимных подробностей. Она никогда всерьез не задумывалась о необходимости просветительских бесед, справедливо полагая, что в современном мире Мишка все сведения получит и без нее.

В редкие минуты сомнений она тешила себя иллюзиями о том, что в школе наверняка говорили на эту тему. Однажды она увидела по телевизору, как учеников учили надевать презервативы на бананы, сопровождая практическое обучение лекциями и демонстрациями видеофильмов. Тогда она подивилась, до чего дошел прогресс. Но, с другой стороны, он же избавлял родителей от тягостной необходимости просвещать любимое чадо. На том и успокоилась. К тому же она предполагала, что Павел наверняка обсуждал с сыном животрепещущие для подростка проблемы.

Было и еще одно обстоятельство. В глубине души она считала сына все еще маленьким, безраздельно принадлежащим ей одной. Она понимала, что когда-нибудь Мишка женится, у него будет своя семья, но перспектива эта казалась такой далекой и неопределенной, что думать о ней было преждевременно…

— Мамуль, привет! Ты откуда взялась? Я тебя не ждал, — наигранно бодро произнес Мишка, заглушая щелчок замка на входной двери.

Его ночная гостья ушла не попрощавшись. Как принято почему-то считать, по-английски. Хотя Женя сильно сомневалась в том, что воспитанные англичане (тем более англичанки) могли бы проявить подобную бестактность по отношению к хозяйке дома.

Мишкино деланно-простодушное выражение лица и наивное хлопанье глазками — дескать, ничего такого не произошло, я спал невинным сном младенца — лишь подстегнули ее намерение немедленно расставить все точки над i.

— Кто у тебя был? — решительно спросила Женя.

— Кто спал на моей кровати и измял ее? — дурашливым мультфильмовским голосом откликнулся сын.

— Не придуривайся, Мишка! — рассердилась Женя. — Я тебя серьезно спрашиваю, будь добр отвечать!

— Ма, ну не начинай, пожалуйста. Можно подумать, ты не знаешь. Оксанка была. Чего тут такого?

Оксанка — это действительно ничего такого. С Оксанкой Мишка учился в институте, и она пару раз заходила к ним домой, писать вместе с Мишкой курсовую. То есть писала, конечно, Оксанка, сидя за компьютером, а Мишка выполнял служебные функции — сканировал страницы из учебников и ел чипсы.

— А родители Оксаны не волновались? — уточнила Женя.

— Чего это им волноваться? Они люди продвинутые. Понимают, что к чему.

— А я, значит, не продвинутая? — обиделась Женя. — Если бы моя дочь не ночевала дома, я бы с ума сошла.

— Если бы у тебя была дочь, тогда бы рассуждала. Теория без практики не имеет смысла. И вообще, что произошло? Чего ты завелась?