Ларри Бейнхарт - Американский герой

— Джо, мне нужна помощь.

— Для этого мы и существуем, — отвечаю я.

— Мне не нужны все. Мне нужен только ты, — говорит она.

— Расскажи мне, в чем дело, — прошу я. Я следую корпоративной этике. Я научился этому. Мы получаем ежегодную премию за выслугу лет и прибавку к пенсии. Почему бы мне не предпринять что-нибудь по собственной инициативе?

— Ты должен кое-что пообещать мне, — говорит она.

— Что именно?

— Что ты выслушаешь меня. И если сочтешь, что не можешь взяться за дело, не ставя в известность компанию, то забудешь об этом разговоре, словно его и не было. Тогда ты вернешься обратно и скажешь, что я хотела отблагодарить тебя, так как у меня годовщина развода, или что-нибудь придумаешь.

И я уже собираюсь пообещать ей это. Именно так положено делать, прежде чем приступать к объяснению, почему компания должна быть поставлена в известность. Занятие скучное, но обязательное.

— Нет-нет, — прерывает она меня, — посмотри мне в глаза.

И я поднимаю взгляд. Мне не раз приходилось смотреть людям в глаза. Конгрессменам, психам, игрокам, адвокатам и президентам компаний. Не верьте тем, кто утверждает, что глаза — зеркало души. Такое встречается очень редко. Разве что глаза парня, который знает, что ему суждено умереть. Вот тогда вы действительно можете увидеть, как отлетает его душа. Это правда. Но зеркало тут же мутнеет снова. Словно кто-то подошел, дохнул на него, и оно запотело; стекло, которое только что было прозрачным, становится тусклым. А еще — когда вы смотрите в глаза женщины, которую желаете больше всего на свете. И речь здесь не только о сексе. Я имею в виду внутренний голод, эту идиотскую ненасытность. Она поднимает на вас взгляд, и ее глаза говорят: «Загляни внутрь». И даже в том случае, если это актриса и разум вам подсказывает, что, согласно последним пресс-релизам, она получает за картину по полтора миллиона плюс доход с проката за то, что делает то же самое перед камерой, ваши глаза все равно распахиваются ей навстречу и становятся зеркалом вашей души, а она, поняв, что вы собой представляете, уже с легкостью берет вас на крючок. И думаю, это вполне естественно. Наверно, природа нарочно подстроила, чтобы мы время от времени попадали в такие ситуации.

— Хорошо, если я не смогу за него взяться, я обо всем забуду, — говорю я.

— Джо, — говорит она.

— Ну рассказывай, — раздраженно перебиваю я.

— Год назад я подписала договор на картину. С режиссером Джоном Линкольном Биглом. Ты видел его фильмы?

Я киваю. Кто же их не видел? Их видели даже те, кто не ходит в кино. Это все равно что Спилберг, Лукас, Линч или Стоун.

— Мы оба являемся членами «Репризентейшн компани», которая берет на себя все расходы: режиссера, звезду, сценариста. Я читала сценарий, и мне он понравился. Не какое-нибудь там фуфло, никакой легковесности. Он дал бы мне возможность проявиться как серьезной актрисе. Там не надо трясти сиськами и вертеть задницей. Вот в такой картине я должна была начать сниматься. И вдруг проект замораживается.

— Такое случается сплошь да рядом, — говорю я.

— Случается. Но на этот раз это не должно было случиться. Все уже было улажено. Соглашений никто не нарушал, студия не прогорела, и уже был выбран продюсер. И вдруг все прикрывается. Официально распространяются слухи о том, что Вига заболел. Но я этому не верю. Более того, я несколько раз видела его в Напавэлли, где он живет, — у нас там виноградники. К тому же все то время, которое прошло между заключением договора и его расторжением, я чувствовала, как он внутренне отстраняется от проекта. А сначала он был полностью одержим идеей фильма и, по его словам, мечтал его снять. Уже не говоря о том, что он был очень заинтересован в моем участии.

— А как должен был называться фильм?

— «Пиранделло».

— Ага.

— Ты знаешь, кто это такой? Это итальянский драматург. Но сценарий не о нем, это было просто рабочее название. И тут Бигл исчезает, вероятно начиная испытывать к чему-то больший интерес. А режиссера в Голливуде может интересовать только следующая картина.

— Но ведь считается, что он болен, — замечаю я. — Речь, случаем, идет не о СПИДе? Если парень обречен на смерть, то его могут интересовать вещи поважнее следующей картины.

Когда молодые люди знают, что им суждено умереть, они думают только об одном — что это несправедливо. Или пытаются убедить себя в том, что это не произойдет. Может, и правильно — надеяться на лучшее. Не знаю, о чем думают старики, готовясь к смерти. Я мало видел умирающих стариков.

— Смертельно больные режиссеры думают о своих картинах еще больше, — отвечает она. — Потому что следующий фильм становится для них последним.

— И где он сейчас?

— Исчез.

— Я где-то читал, что он работает с японцами над камерами телевидения высокой четкости, — говорю я.

— Я тоже об этом слышала. Но тогда почему он не отвечает на мои звонки?

— Правда?

Она берет меня за руку. Мы делаем несколько шагов, и она добавляет:

— Всегда ведь знаешь, когда тебе врут.

— На меня это тоже распространяется?

— О, Джо, — вздыхает она и опирается на мою руку. Должен признаться, мне это нравится. — Я ведь женщина. И мужчины всегда лгут мне, считая, что мне должно это нравится, так как я красива. Я живу в Голливуде, где правда считается дефектом речи. Кое-кто может счесть, что я уже привыкла к этому. Но я действительно очень хотела сняться в этом фильме. И кто-то лишил меня этой возможности. А теперь мне все лгут. Я уже не говорю о деньгах. Если картина закрыта из-за болезни Бигла, то это форс-мажорные обстоятельства. Они предусматриваются не во всех контрактах, но в моем они учтены. Так что, если они закрыли картину из-за того, что Бигл передумал или решил снимать другую, они мне должны заплатить кругленькую компенсацию.

— Сколько? — спрашиваю я.

— Минимум семьсот пятьдесят тысяч долларов.

— Ну что ж, это приличная сумма, — замечаю я.

— Но это не все, Джо. Я хочу знать, что происходит. Какую они затеяли игру. Меня бросил мой агент Бенни Хоффрау, а это значит, что пора посмотреть реальности в лицо. Надо выяснить, что он предпочел мне. Я была у Хартмана…

— Кто такой Хартман?

— Дэвид Хартман — глава «Репризентейшн компани». Он входит в десятку, а то и в пятерку самых влиятельных людей в этом бизнесе. Мы пообедали и поговорили обо всем на свете кроме того, что меня действительно интересовало. Так происходит довольно часто. Но перед тем, как подали кофе» он сказал: «Бедный Линк…»

— Линк?

— Знакомые Бигла называют его Линком, так принято. И я уже собиралась спросить: «А правда, что с ним?» — или что-нибудь в этом роде, как сзади ко мне подошел Том Круз. И Дэвид снова начал переливать из пустого в порожнее. А мне не оставалось ничего другого, как ему подыгрывать в надежде услышать еще что-нибудь существенное. Говорить ни о чем — очень обременительное занятие. На следующий день после обеда с Хартманом мне позвонил Бенни и сказал, что у него есть для меня картина. История времен Второй мировой войны. Я, Джина Роулендс и Бет Мидлер. Не шутки. Помнишь фильм «Лучшие годы нашей жизни»?