Е. Бирман - Рассказы

Младший брат, напротив, с детства был хулиганист и беспечен, он вечно оказывался без денег, и его нужно было постоянно выручать из сомнительных сделок, из-за чего Шарлотте пришлось знакомиться не только с врачами, но и с адвокатами. Она недолюбливала его жену, смуглую особу с лицом вяленой рыбы и, по словам Шарлотты, — «с рыбьей душонкой», ценя, впрочем, и считая ее занятость собой залогом прочности семьи брата и небезосновательно полагая, что вряд ли какая-нибудь другая женщина станет терпеть бурный, полный вольностей, стиль жизни ее братца.

У Шарлотты вызывала ужас привычка Мафусаила приводить в порядок ногти с помощью маникюрных ножниц с острыми концами. Когда он категорически отказался пользоваться известным каждому ребенку совершенно безопасным приспособлением с заостренными дугами, она подарила ему специальные маникюрные ножницы с утолщениями на конце, похожими на губы спящего сома. Мафусаил пошевелил ими и отложил экзотический инструмент. «Подождем Паркинсона», — объяснился он тогда еще вполне терпимо. Хозяйственно-заботливое отношение Шарлотты к нему само по себе представлялось ему вполне безобидным, но абсолютное, как ему казалось, неверие в его генетическую миссию и вообще — скептическое восприятие его, Мафусаила, как «хомо-креативус» (собственный термин Мафусаила) глубоко оскорбляло его, все больше заставляя раздражаться и надолго прекращать посещения Шарлоттиной трехкомнатной квартирки в обтрепанном четырехэтажном доме в Тель-Авиве, где большинство квартир сдавалось внаем еще неженатым молодым парам или холостякам-охотникам. Тогда между ними в периоды размолвок, становившихся все более частыми, завязывалась бурная переписка, в которой разгневанный Мафусаил объяснял Шарлотте Второй, что в физике полупроводников имеется понятие запрещенной энергетической зоны электронов и что он, подобно этим электронам не существует в том месте, которое определила для него она, Шарлотта Вторая. «Вы, сударыня, — раздраженный Мафусаил всегда становился высокопарным, — возможно, надеялись найти во мне некое приложение с ушами-лопухами и глазами-тарелками, чтобы в них находить лакомства своих приукрашенных отражений. Вместо этого в наличии имеется самодовольный и довольно упрямый осел, которому самому подавай уши-лопухи и глаза-тарелки». Совсем разошедшись, он написал ей, что, по-видимому, нужен ей в качестве чего-то вроде гигиенического тампона, от которого ни холодно, ни жарко, но который является полезной вещью в дамском хозяйстве. «Откуда ты знаешь, какие ощущения вызывает у женщины гигиенический тампон?» — спрашивала Шарлотта Вторая. «Не знаю, — соглашался Мафусаил, — но я представляю гигиенический тампон чувственным аналогом презерватива». «У тебя все — аналогии, — писала в ответ Шарлотта Вторая, — Мафусаил, смирись с тем, что ты ничего не понимаешь в женщинах». Это замечание его просто взбесило, и он совсем позабыл о вежливости: снова назвав ее сударыней, он заявил, что Господь Бог, видимо, создал ее такой, какая она есть с одной единственной целью — вызывать раздражение у остальных пяти или семи (сколько их там уже набралось?) миллиардов человеческих особей, населяющих планету Земля.

Шарлотта Вторая упивалась яростью его писем, подыскивала успокаивающие слова, похожие на ватно-марлевые накладки, отчего Мафусаил свирепел еще больше. Но иногда она впадала в подозрительность, и тогда ей казалось, что он тщательно продумал и несколько раз подправил текст и только после этого внес в него несколько ошибок, стер пару запятых, одну букву, имитируя спонтанность. Когда же его хватил очередной инсульт, и Шарлотта примчалась навестить его в больнице, ей было сказано, что Мафусаил собственной рукой составил список лиц, которых не велено допускать к нему именно в случае ситуации, подобной ныне приключившейся.

— Извините, госпожа, — было сказано ей, — вы в этом списке.

Для той, которую Мафусаил называл Шарлоттой Второй, это было слишком.

Выздоровев, Мафусаил решил, что с него довольно, и в возрасте девятисот шестидесяти девяти лет он истратил все накопившиеся у него средства на представлявшуюся многим и многим безумной затею. Исполнить его проект согласились только русские, и с космодрома Байконур он стартовал с условным билетом в один конец (сам билет остался на Земле, его аукционная продажа должна была возместить львиную долю стоимости полета). При нем был лишь небольшой запас продовольствия в тюбиках. Как подводная лодка колбасой и бананами при выходе из порта, космический корабль был увешан прозрачными пакетами с инфузией.

За необычным «реалити» следил весь мир. Сколько слез пролилось на Земле, когда все новостные телеканалы выдохнули: «Мафусаил нажал кнопку разгерметизации!» Несколько раз преобразованные сигналы затухающих ударов его сердца, достигнув Земли, представленные в привычном для зрителей виде светящихся зубцов зеленой кривой на экране монитора, сотрясли миллиардами рыданий планету Земля.

— Ах, Мафусаил! Зачем ленился ты посещать донорский пункт в Тель-Авиве? — рыдал пожилой диктор телевидения.

Мафусаил припаял на свои законные места проводки, ведущие к исполнительным механизмам разгерметизации (он не любил неисправностей или неготовности к эксплуатации технических изделий), ласково погладил клизму, облепленную сенсорами кардиологических приборов, удобно откинулся в кресле и в абсолютной космической тишине стал наслаждаться тончайшим, сладчайшим ароматом воспоминаний о Шарлотте Единственной.

Ни за что не пошевелюсь, пока не рассветет.

Вот, рассвело. Пошевелился. Не встану, пока не покажется солнце.

Какая странная муха села на жалюзи — широкая, прямо муха-катамаран. И женщины тоже бывают, будто двойные, как две сросшиеся булочки. Каждая из них… нет, мысль становится глупой, прочь ее!

А почему эта двойная муха выбрала для посадки нижнюю сторону пластинки жалюзи, висит против сил притяжения? Охота ей возиться с клеем! У всех пластин в жалюзи — одинаковое количество верхних и нижних сторон, зачем же садиться на нижнюю?

Я если буду выбирать туфли в магазине из трех вариантов (со шнурками, липучкой и резинкой) всегда выберу с резинкой, к ним вообще не нужно нагибаться, только сунуть палец под пятку, чтобы освободить задник.

Неправда, я — деятельная натура. Начальство мной довольно, я быстро все делаю, зарабатываю прилично.

А вот и вторая муха. Маленькая, сидит на оконном стекле снаружи. Приличные здесь мухи, не залетают внутрь, разве что по ошибке, и тут же торопятся улететь.

Есть масса всяких учреждений, пропитанных казенщиной, из которых хочется быстрее сбежать, так что я мух понимаю. Но моя спальня не казенная, вполне удобно и даже мило.