Джим Гаррисон - Гей, на Запад!

Стук автомобильной дверцы вырвал Б. П. из медвежьего транса, отчего тоска по дому только усилилась. При мысли о ливерной колбасе сердце его взыграло, и, открыв дверь, он принюхался. Но это приехала в коричневом «таурусе» Шарон; рядом с ней храпел Боб. Теперь на ней была взрослая одежда, майка и джинсы, а не розовое платьице с лакированными туфельками. Она прислонилась к двери автомобиля, красиво выставив бедро, под майкой нахально торчали соски.

— Боб потребовал привезти его сюда, хотел перед вами извиниться — но вот спит.

— Не буди лиха, — неизвестно почему сказал Б. П.

— Не сердитесь на него. Он просто большой ребенок.

— Не сержусь. У него свои трудности. Тяжело, наверное, когда вся твоя семья больна, да еще мама шляется по улицам.

— A-а, ерунда все это. Наши семьи дружат бог знает сколько лет, и ничего с его женой и ребятами не происходит, если не считать обычных неврозов, наркотиков и алкоголя.

— Да что вы говорите? — Б. П. не понимал, ошеломлен он, удивлен или просто отвлекся на минуту от собственных затруднений. — Я думал, вы его подруга.

— Признаюсь, я его немного морочила. На самом деле я хочу сделать карьеру в кино и после вчерашнего приема, кажется, смогу получить работу у знаменитого Ллойда Бентала. Он напоминает грушу с губной помадой, но мне очень понравился. Читал мне стихи на пяти языках.

— Ну, поздравляю. — Теперь он, точно, был ошеломлен. Внутри этого большого города явно есть маленький город. Меньше всего ему хотелось сообщить Шарон, что он составляет заговор против разностороннего Ллойда.

— Вам когда-нибудь говорили, что вы жутко привлекательны? — Шарон оглянулась — спит ли еще Боб Дулат.

— Не могу сказать, что не слышал такого.

Они смотрели в глаза друг другу, как не принято в других частях животного мира. Б. П. поклонился и широким жестом показал на свою дверь мотеля. Шарон вошла, заметно покраснев. Немного погодя он озадаченно подумает, до чего испорчены могут быть отношения между временем и людьми. За дверью они с Шарон буквально столкнулись. Ее джинсы были полуспущены, и он тискал ее голый зад, а она грубовато дергала его за член, как будто заводила подвесной мотор старой модели. Языки их радостно сошлись, и в это время снаружи завопил Лон Мартен: «Ливерная колбаса от Нэйта и Ала!» Сердце готово было разорваться — так близко и вдруг так далеко. Несправедливостью обдало его, будто в лицо пернул слон. Он быстро заправил своего солдата под ремень и вышел наружу, а за ним Шарон, почему-то насвистывавшая марш «Полковник Боги».

— На тебе, брат, с двойным мясом.

Лон Мартен вручил ему исполинский сандвич, и в тот же миг его член упал внутри брюк — в противоположность тому, что делает змея в известном индусском аттракционе. Б. П. обернулся, услышав явственное шипение. Шарон и Сандрина стояли нос к носу и ругались.

— Хочешь еще одного моего мужика увести, центровая тощая сука! — визжала Сандрина.

— Я тебе пизду разорву, продажная псевдофранцузская проблядь, — вопила Шарон.

Б. П. прислонился к пассажирской двери «тауруса» и растерянно смотрел на спящего Боба. Размеры женского гнева привели его в ужас. Предвидя возможность того, что у него отнимут еду так же, как только что отняли женщину, он откусил от сандвича громадный кусок. Лон Мартен быстро встал между соперницами, и они синхронно, каждая из своих соображений, залепили ему пощечину. Шарон гордо отошла к машине, а Б. П. протянул через окно руку и потрепал Боба по голове. Боб проснулся, почуял запах протянутого сандвича и быстро откусил от него. Б. П. пришлось отпрыгнуть, когда Шарон резко сдала назад.

— Прощай, верный товарищ.

Он помахал рукой. Боб походил сейчас на морщинистого ребенка, который долго скандалил, а потом уснул.

Час Икс. Сандрина умело вела машину вверх по Беверли-Глен; транспортное средство принадлежало ее другу из Эн-би-си. Переднее сиденье было довольно узкое, и Лону Мартену пришлось сесть на колени к Б. П. Платить такие деньги всего за два сиденья, думал Б. П., отметив, что костлявый зад Лона Мартена не так очарователен, как зад Сандрины или Шарон. План заключался в том, что Сандрина войдет в дом Ллойда и до того, как приступить к делу, оставит дверь приоткрытой — если ей удастся выманить его из комнаты, где находится медвежья шкура. План был не вполне надежный, и когда Лон Мартен сказал: «Не посрамим студенческой чести», для Б. П. это было пустым звуком; вдобавок его раздражало то, что Лон Мартен и Сандрина курят в очередь еще один косяк, такой крепкий, что отработанный дым дурманил его.

— Je suis ici, — прощебетала Сандрина, нажав кнопку звонка на воротах. — Je suis la. [19] Я здесь… Это я (фр.).

В ответ раздался мелодичный баритон: «Славно», и ворота, большие, как в кинофильмах о тюрьме, стали открываться. Б. П. и Лон Мартен сползли на пол и скрылись из виду. Сандрина шлепнула Лона Мартена, приподнявшего ее подол, чтобы посмотреть. Б. П. невольно ощутил некоторое самодовольство оттого, что близко знаком с закрытым районом Сандрины, несмотря даже на неотступно стоявший теперь перед глазами образ Винсента Прайса. Когда она остановила машину, он схватил подменную шкуру, женственную на ощупь, хотя и сухую. Сандрина вылезла, он услышал ее хрипловатый смех, потом она что-то еще сказала по-французски, и раздался бодрый смех мужчины, чем-то напомнивший телеведущего из Эсканобы в тот вечер, когда какой-то турист захотел смотреть новости в таверне Фрэнка. Б. П. не удержался и украдкой выглянул из окна. Мужчина был в коротеньком желтом халате и действительно похож на грушу с губной помадой, как описала его Шарон.

Б. П. восхитился быстротой его действий — юбка Сандрины уже была поднята выше талии. Он ощутил радостную дрожь: когда пара поднялась по широким дворцовым ступеням, Сандрина сумела оставить дверь приоткрытой. Сквозь воркотню невыключенного мотора должен был донестись ее крик «Бабки!», если ей удастся вывести Ллойда через боковую дверь в розовый сад или увести в спальню — куда угодно на безопасное расстояние от медвежьей шкуры, в том случае, конечно, если Сандрине повезет ее увидеть. В ярком свете ртутного фонаря у них над головой Лон Мартен выглядел несколько обалделым. Потом Б. П. услышал звонкий крик «Бабки!» и вылез из машины, держа в руке коричную шкуру с голубыми глазами. Подойдя к лестнице, он обернулся и увидел, что Лон Мартен следует за ним как зомби. Б. П. схватил его, отнес обратно, закинул в машину и обмотал ему шею ремнем безопасности. Он должен сделать это сам.

Получилось все легче легкого, хотя поначалу его отвлекло великолепие дома, и он подумал, что в таком месте должен обитать царь мира. Он постарался бесшумно пробежать на цыпочках, но это не получилось; зато шкуру обнаружил быстро — как и следовало ожидать, на полу кабинета, увешанного сотнями фотографий и свидетельств хозяйского величия. Б. П. быстро сложил свою шкуру и засунул в черный мешок для мусора, предусмотрительно положенный в задний карман зеленых швейцарских брюк. Затем аккуратно разложил эрзац-шкуру и, окинув взглядом строй «Оскаров» на каминной полке, подумал, что они, возможно, из чистого золота. Был один опасный момент, когда он услышал женский голос с мексиканским акцентом: «Мистер Ллойд, это вы?» — но к тому времени Б. П. был уже в холле перед входной дверью, и тут же сам Ллойд громко простонал в саду: «Мама, мама, получилось». Б. П., сбегавший по ступенькам, на долю секунды замер. Он вспомнил, как однажды ночью в Мьюнисинге, энергично занимаясь с женой настоящего адвоката, он вдруг хлопнул себя по заду и закричал: «Скачи, ковбой!» — и она сердито дернула его за ухо.