Геза Сёч - Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи

На конвейер как раз загоняли стадо крупного рогатого скота. И быки и коровы покорно шли, куда их направляли гуртовщики, хотя и ревели, конечно, догадываясь о том, какая страшная их ждет участь.

Я вновь потеряла сознание не знаю даже, на какое время. А открыв глаза, увидела, что какой-то мясник уже замахнулся своей секирой, чтобы опустить ее на меня.

— Ну-ка, Карес, разделай ее! — послышался чей-то голос.

Но в следующее мгновение Карес был уже не в том состоянии, чтобы что-то либо кого-то разделывать. Или делать вообще что-нибудь, кроме одного — скулить, сложившись в три погибели. Удар моей ноги пришелся ему прямо в пах, а ведь пинок страуса, как известно, считается (среди тех, кто случайно выжил после него) одним из сильнейших в мире.

На прощанье я еще врезала ему клювом по черепу. Послышался треск, но меня уже след простыл. Ворота, к счастью, были открыты, потому что подъехала фура с надписью «Биопродукты» на тенте и девизом: «Выбери настоящее!»

Не прошло двух часов, как я была уже на ферме и рассказывала другим о своих злоключениях, не скупясь на всяческие знаки признательности и благодарности, которыми я осыпала Максико.

— Oh, my Господи! — ужасалась Пики. — Чего только не бывает на свете! О, мой God! Oh!

К сожалению, пропал Петике, потому что аптекаря, папашу Галапагоса, тем временем арестовали (или, как у них говорят, «забрали»). Любопытно, что уже на другой день по городу пошли слухи, что в семье у них вышел скандал из-за какой-то певички или субретки и по этой причине они уехали и даже уже развелись (хотя всем известно, что бракоразводный процесс — дело очень длительное).

Впечатление, будто кто-то умышленно дурит городу голову. А город и рад, что его дурят. «Вы слышали, папаша Галапагос бежал с инженю?!» Из всех земных существ проще всего дурить головы людям. А мне из-за этого не удалось поблагодарить Петике за его героические усилия по спасению моей жизни.

Но как знать, вдруг однажды каким-то чудом в его руки попадет мой дневник?

— Добро пожаловать, Лимпопо! — радостно приветствовала меня на следующий день серебристая белка по имени Белочка, но Максико сердито махнул в ее сторону клювом.

— Не надо с ней разговаривать, — предостерег он меня. — Если бы все зависело только от этой вокши, то ты и сейчас находилась бы в зоопарке или на бойне.

Белочка, взобравшись на телеграфный столб, подслушивала наш разговор.

После того как меня похитили, Максико попросил ее отправиться с ним в зоопарк и помочь меня вызволить. План был таков: он собирался выкрасть на вахте ключи от клетки, однако, чтобы открыть замок, нужны были сноровка Белочки и ее ловкие лапки.

Но Белочка идти в зоопарк наотрез отказалась, заявив, что она не дура.

Когда Максико рассказал мне все это, Белочка крикнула со столба:

— Все правильно! Правильно! Так и было!

— Так чего ж ты тогда?! — рявкнул Максико. А Белочка, хихикнув, ответила со столба:

— Так я ведь всего лишь белочка, а не герой!

(P. S. Значительно позже.) Сегодня я сожалею, что я так немногословно описала тогда зоопарк. Если б я только знала, какие зигзаги судьбы ждут меня впереди! Если б догадывалась, что придет день, когда я буду мечтать о том парке, где столько разных животных делят друг с другом воспоминания и тоску по самим себе, как только наступит ночь и люди уберутся восвояси, а воздух наполнится шепотом, шорохами и шуршанием, вздохами, именами и осязаемой, шероховатой на ощупь ностальгией по фантастическим дальним краям.

Когда я бежала домой, я заметила красноватые всполохи. Подозрение мое пало на углежогов, и действительно, углежоги и были окаянными нечестивцами, которые разожгли на поляне костер вокруг самой большой конной статуи. Я почувствовала, что зрелище это отбрасывает какую-то жуткую тень на будущее.

Костер уже почти прогорел, испепелив ногу короля и большую часть коня, и только шея животного выглядывала еще из углей, из этого малиново-черного урчащего студня, готового поглотить, словно чавкающая багровая топь, фигуру прославленного государя. При этом мне показалось, что среди деревьев суматошно метались какие-то черные тени.

С тех пор как Нуар рассказала мне о шофаре, звук которого отгоняет дьявола, в голове у меня бродит такая мысль. Бабушка Петике по воскресеньям всегда готовила суп ангаджапур — непременно, как полагается по традиции, с чертогон-травой.

Интересно, где теперь Петике и вспоминает ли он обо мне?

Как пригодилась бы мне теперь эта чертогон-трава, оберегающая от порчи, подлости, помешательства, злодейства и страуса-вельзевула.

Как-то Петике, о чем я давно забыла, вручил мне конверт и сказал, что письмо это очень важное, но прочесть я его должна только в случае, если мне будет очень грустно. Я не знаю, сколько нужно печали, для того чтобы вскрыть конверт, как бы ни было мне иногда грустно, мне всегда почему-то кажется, что это еще не предел.

Голос в ночи.

Боже грозный!

Господи, есть ли Ты или нет Тебя, ты скользишь в ночи в поисках жертвы, боже, отвороти лицо мое от себя, дабы я, направляясь к Тебе, не узрел Тебя, дабы не ужаснулся Тебя, Господь мой!

Господи, есть ли Ты или нет Тебя, это Ты, вместе с ветром, свищешь на закате жизни, Боже, занеси песком следы ног моих, когда я направлюсь к Тебе, чтобы мне не найти дороги, если вздумаю повернуть назад, Господь мой! ( Угасающим голосом .) Боже, не допусти того…

Не всем страусам суждено оказаться в Небесных саваннах. Кое-кто попадет во власть страуса-мефистофеля.

Страус-мефисто имеет черное оперение, на голове торчат рожки, сзади болтается хвост, вроде как у зебры, на ногах — большие копыта.

Каждому страусу однажды в жизни является страус-мефисто и обещает исполнить любое его желание. И если тот соглашается, то много лет спустя — «по скончании времен», как он выражается, — страус Мефисто опять появляется и говорит: сударыня — или сударь, — прошу за мной. Отныне вы — моя собственность.

А если ты воспротивишься, то он выхватит договор, который ты подписал, толком не прочитав его. Тебе даже припоминается, что это вовсе не договор был, а так, что-то вроде прошения или заявки на грант; но факт, что ты этот текст не читал, в особенности те его части, что напечатаны мелким шрифтом.

— Куда ты меня ведешь, Мефи? — расспрашиваешь ты явившегося за тобой.

— Я не обязан тебе отвечать, — говорит он, сверкая начищенными копытами; дыхание его отдает серой. — Но так уж и быть, скажу. Мы идем в Коложвар.