Луис Бегли - О Шмидте

Как это?

Его контора была из тех, что переходят по наследству от отца к сыну. Никогда не говоря этого вслух, отец предполагал, что я возьму дело в свои руки. Я был хорошим студентом, после выпуска работал сначала в Апелляционном суде, потом в Верховном, и вот меня начали звать к себе солидные фирмы, вроде «Вуда и Кинга». Конечно, отец не мог сказать мне: Не ходи к ним, работай у меня. Он понимал, что это смешно. Но, знаете, я думаю, он верил, что, понабравшись опыта в большой фирме, я в конце концов попрошусь к нему. Но время шло, и я не выказывал намерения сделать это, а он был гордый и не стал бы просить. Ну и ничего не произошло — и только став партнером у «Вуда и Кинга», я услышал от Декстера Кинга, что за несколько лет до того в Городской ассоциации он столкнулся с моим отцом и тот спросил, доволен ли он мной. Декстер отвечал, что я на верном пути, и он не видит причин, чтобы мне с него сбиться. На жаргоне адвокатских контор это означает: Ваш малыш станет партнером, как только придет его очередь, и обычно, услышав такое, отец малыша угощает собеседника «виски-сауэр», но мой отец вместо этого, к вящему удивлению Декстера Кинга, развернулся и зашагал прочь.

О, какая история! Мой дорогой Шмидти, я хочу продолжения. Может, останетесь у нас и пораньше пойдем доедать холодную индейку?

Индейку? Я хочу вас поцеловать.

Я знаю, но это неудачная мысль. Не надо отвлекаться. А потом, скоро все вернутся.

Вы правы. Это просто внезапное желание. Как в песне «Новые фантазии — странные фантазии…» Спасибо за холодную индейку. Наверное, я лучше попробую успеть на автобус. А что мы будем делать дальше, доктор?

Мы станем лучшими друзьями. А когда я вас увижу? Вы приедете в город пообедать со мной?

В один из ваших четвергов? Не знаю. Я предложу Шарлотте, чтобы они с Джоном пригласили вас к нам в деревню. Вам надо увидеть дом, в котором я пока еще живу. Я сейчас скажу вам кое-что, и пусть это будет нашей с вами тайной, поскольку я еще не говорил этого Шарлотте. Я собираюсь отказаться от своего пожизненного права и подарить дом ей на свадьбу. И они с Джоном станут в нем хозяевами.

Шмидти, давайте поговорим прежде, чем вы ей это сообщите.

Может, и поговорим, но я уже все решил. Никогда не был так решительно настроен.

Вдоль 57-й Улицы дул сильный западный ветер. Шмидт шел, наваливаясь на ветер всем корпусом, сжав руки в карманах брюк в кулаки. Третья авеню как вымерла. Такси, что с зажженными табличками «В парк» проносились одно за другим в сторону моста, удалось поймать только на Лексингтон-авеню, чтобы доехать до 41-й Улицы, где уже поджидал чумазый автобус. Шмидт сел у окна, вынул из кармана «Попечителя», [20] Роман (1855) классика английской литературы Энтони Троллопа (1815–1882). нашел место, где остановился, и стал читать. Да, господин Хардинг определенно знал, как понравиться людям, и умел уживаться со своей семьей в одном доме. Отчего одни получают этот дар при рождении, а другие — нет? Надо спросить доктора Ренату, когда они встретятся. А это невозмутимое целомудрие! Автобус тронулся, и водитель выключил свет в салоне. Лампочка над креслом светила слишком тускло. Шмидт выключил ее, положил книгу на колени, подозвал кондуктора, чтобы его не беспокоили, расплатился и заснул.

Он проснулся нехорошо, с дурным вкусом во рту. Откуда-то воняло, и Шмидт проснулся именно от зловония. Открыв глаза, он увидел, что рядом сидит какой-то человек. Мужчина его роста, только куда более крупный. Одет в поношенный и грязный, слишком тесный для его габаритов твидовый пиджак той же расцветки, что и у Шмидта. Под пиджаком толстый свитер, как с армейского склада, грязная фланелевая рубашка и дочерна засаленный оранжево-розовый галстук. Человек спал, из его приоткрытого рта сбегала на подбородок струйка слюны. Шмидт сразу подумал, что слюна течет оттого, что во рту у человека почти не осталось зубов, как у стариков-курдов, фотографии которых печатают в газетах. Хотя человек совсем не казался старым, может, чуть постарше Шмидта. Если отвлечься от жуткого рта, у него было хорошее английское или немецкое лицо: глубокие глазницы под крепкими надбровьями, выдающийся нос, небольшие, аккуратной формы уши, прочный череп — пассажиры авиалайнера, попавшего в переделку над Тихим океаном, разом успокаиваются, увидев такое лицо у проходящего по салону капитана. Между ног соседа стояла трость. Человек поерзал на сиденье и выпустил газы. Заряд извергся серией продолжительных взрывов, сопровождавшихся громким урчанием и журчанием в животе. Слабая улыбка облегчения — как у младенца, который только что отрыгнул — на миг осветила лицо пассажира. Запах клоаки был невыносим, но не он, а другая тошнотворная вонь разбудила Шмидта и продолжала мучить его. Может, человек прячет в кармане кусок гнилого мяса или у него гноящаяся рана на ноге или еще где-нибудь под одеждой? Простое скопление старой грязи и пота, думал Шмидт, просто не может так смердеть. И почему в. практически пустом автобусе этот человек сел рядом с ним, вместо того чтобы с комфортом развалиться на двух сиденьях?

Шмидт понял, что нужно удирать. Непонятно только, как. Жирные ляжки соседа занимали все пространство перед ним, а перешагнуть через них Шмидт не отваживался. Видимо, мужика придется потрясти и попросить подвинуться. Так Шмидт и поступил. Человек еще раз выпустил газы и спросил: Кишечник понуждает или мочевой пузырь?

Шмидту показалось, что, говоря это, человек подмигнул.

Ни то, ни другое. Пожалуйста, поднимитесь на секунду. Я хочу пройти.

Фу-ты, ну-ты! Полюбуйтесь-ка, пройти он хочет! А в чем дело-то? Не нравится сидеть рядом?

Он затрясся в смехе и поудобнее устроился на сиденье, положив руки в трикотажных перчатках, каких Шмидт не видел уже много лет, с тех пор как Шарлотта надевала похожие на уроки верховой езды, на рукоять трости. И снова — в этот раз уже не было никаких сомнений — подмигнул Шмидту.

Сэр, я с вами незнаком и не хочу с вами разговаривать. Я хочу только выйти отсюда. Будьте добры, уберите ноги с прохода!

Тот поджал губы: Хю-хю!

Его смех, а может, его рот по странной ассоциации напомнили Шмидту первого судью, перед которым пришлось выступать: тот отклонил — хю-хю — рутинное, не предполагавшее прений предложение исправить возражения против иска. А потом сказал: Вы что, молодой человек, не слышите меня? Сядьте-ка на место! Судья вел себя абсолютно нелогично, и Шмидту стоило тогда большого труда добиться своего, но что делать теперь? Еще час терпеть зловоние и глумление этого бродяги? Вызвать кондуктора, девочку-подростка, что сидит рядом с шофером, и привлечь к делу самого водителя?

Выпустите меня! сказал Шмидт бродяге. Я не могу терпеть. Мне нужно сию же минуту в туалет!