Хельмут Крауссер - Сытый мир

«П» угрозы.

Виола Джона Сэйла да-ди-да-да-ди-ди-да-да…

Это кладбище во Вселенной без земли без дна и без стен. Гробы из чёрного камня тоже не имеют крышек. Между гробами парят дорические колонны без верха и низа. Иногда мимо проносятся на парусах рояли, элегантные, лакированные, отражающие звёзды в вакууме, который заглатывает всё.

Это ад пианистов.

А там — попадается на пути метеор, продолговатый кусок дерьма весь в дырах. Лопатка, оливково-зелёная, торчит в нём. Моя тоска указывает на это.

Но я должен позаботиться о мёртвых в их лишённой освещения мебели. Некоторых втискивают туда в дурацкие моменты. Некоторые трупы женщин оказались там в косметических масках. Лица, обложенные кружочками огурца. «Р» ритма.

Я бы с удовольствием опрокинул эти ящики, а тела сдул бы, как одуванчики. Но у меня нет сил. Я сам парю в воздухе. Ведь голод же. Сил нет.

Нечего больше есть. Если не считать огуречные кружочки. Возьми меня с собой! — кричу я какому-то чудовищному роялю.

На твои колени на твой вертящийся стул. Я хочу с тобой играть. На чёрных и белых клавишах и на полях и позади звучащих струн исторгать звуки ни для кого сюжетной нити на которой мы повесимся пока не станем мёртвыми или марионетками.

«С» одиночества.

Теперь смеются все враги… «Т» болезни.

С пересохшим языком ставшие лёгкими ревю утопии и судорожный сон живота кишечное урчание и батарейки музыки к сожалению разрядились иначе напоследок было бы на что отвлечься.

«У» облегчения.

И я скалю зубы высоко перед глазами пожелтевшие палисады теперь есть дыра через которую я могу видеть.

«Ф» возбуждения.

И чёрт побери, если бы вы знали, что я сейчас вижу, вы бы подумали: ага!

В последние два года ожидания мальчик наряду с миром книг открыл для себя ещё одно убежище.

Это был лес, та часть Кройцлингского леса, которая располагалась между Гаутингом и Гермерингом.

Лес, который уже и на лес-то не походил из-за множества дорог, тропинок и памятников погибшим здесь лесорубам Хвойные деревья стояли далеко друг от друга а их кора была заражена жуком-короедом Дикая чаща встречалась здесь редко. Но зато в силу особых обстоятельств здесь были обширные пространства на которых даже в дневное время не попадалось ни души, по крайней мере ни одного пенсионера прогуливающегося с тросточкой и с собакой и ни одной мамаши толкающей перед собой детскую коляску. Этими особыми обстоятельствами были Крайлингерские казармы инженерно-сапёрных войск а именно: их охраняемая военная зона их испытательные полигоны и тренировочные площадки их поля для военных учений для стрельб и манёвров.

В те времена мальчик начал пить и делал это всякий раз, как только ему удавалось каким-то образом отдалиться от родительского дома.

По большей части он был при этом не один. В каждом классе найдётся несколько ребят и одна-две девушки, которые отличаются от остальных тем что читают Рембо, Гёльдерлина, Бодлера и Д'Аннунцио. Всех тех авторов, которых спустя несколько лет перечитываешь и понимаешь совершенно иначе, чем в первый раз. Вплоть до Стефана Георге, которого, надо надеяться, не будешь перечитывать больше никогда.

Поэтический экстаз поддерживали дешёвым белым вином, которое называли «графским напитком». Оно стоило не дороже двух марок за литр, но, несмотря на это, надо отдать ему должное, не вызывало наутро головную боль.

Вино зажёвывали виноградным сахаром с кофейным вкусом, чтобы перебить запах.

Вначале пили на маленьком гермерингском лесном кладбище, но вскоре пошла новомодная волна молодёжного сатанизма с их придурочными чёрными мессами и их страстью извлекать удовольствие из чёрного ужаса и запутанной мешанины других удовлетворений. Много чего происходило тогда на этом кладбище. Слишком много.

Как раз вовремя мальчик открыл в Кройцлингском лесу то чудесное место, которое у всех, кому он его ни показывал, вызывало растерянное удивление.

Охраняемая военная зона не скрывалась за высоким забором, а была обозначена ржавыми жестяными табличками. Таблички настойчиво предупреждали прохожих, чтобы те поворачивали назад — туда, откуда пришли, и чтобы держались подальше от любого предмета военного назначения, если тот случайно попадётся им на пути.

Если не побояться этих угроз и предостережений и углубиться дальше в лес, то картина постепенью начинала меняться. Тропинок попадалось всё меньше, заросли становились всё гуще, а грибы росли изобильнее. Пройдёшь так с километр — и окажешься у пустыря, поросшего ковылём.

В южной части этот пустырь пересекала пыльная дорога. По утрам по ней ехали грузовики, а иногда и танки, а по траве часто ползали по-пластунски солдаты и стреляли холостыми патронами в других солдат, которые изображали войска противника.

Но после обеда на пустыре уже никто не появлялся, и можно было побродить здесь в полной уверенности, что не застукают.

И там, на участке радиусом метров в двести, находилось несколько предметов, заслуживающих внимания, хотя понять их назначение так никому и не удалось.

Там стояли, например, четыре бетонные опоры для здания. Они были светло-серые, прямоугольного сечения высотой метров пять, наверху скрепленные поперечинами Сверху свисали сгнившие деревянные балки.

Функционально это сооружение напоминало мегалитическое погребение. Без крыши, без стен, без фундамента. Четыре несущие колонны посреди травы. Неважно, что замышлялось тут кем-то когда-то, — теперь это были останки некоего храма, архаически сияющие в лучах заката.

Там они любили развести костёр, вино приобретало особенный вкус, а «Гиперион» читался совершенно по-современному.

Метрах в тридцати от храма находился алтарь.

Так они называли эту штуку. Подыскать ей другое определение было и впрямь трудно.

Это было такое же загадочное сооружение — стена длиной метра два, высотой метра полтора и толщиной в ширину ладони.

По обеим сторонам эта стена имела ступенчатый сбег. Она была чисто зацементирована и не могла представлять собой часть руин, но и снарядом для физических упражнений солдат она тоже быть не могла, хотя это приходило в голову в первую очередь.

Нет, это строение не имело абсолютно никакого смысла, кроме единственного — священного. Алтарь. Этого им было достаточно.

Если пройти от алтаря немного на восток, то там, в пожухлой, полной насекомых траве, ни с того ни с сего обнаруживались рельсы Они начинались где-то в земле, выходили на поверхность и заканчивались тоже в земле, неподалёку от края леса Длина этой странной железной дороги составляла всего метра три. Если бы её проложили в каких-то строительно-технических целях, то в окружающей местности оставались бы хоть какие-то реликты от строительных сооружений. Но никаких следов никакого строительства не наблюдалось.