Хельмут Крауссер - Сытый мир

Потом — после многих историй, городов и снов — мужчина брёл однажды ночью по тротуару и услышал смех японских шлюх — на другом берегу улицы Он подрулил к ним, скалясь в улыбке, и коснулся туфель одной из них, потом пальцы его добрались до подвязок, до ажурного белья и до кожи.

Так началась маленькая сказка.

Потому что они его не прогнали.

Была уже поздняя ночь, фраер бесподобный, он формировал путаные слова и шутил К сожалению, он не запомнил свои тогдашние шутки.

Кратковременный приют они ему предоставили.

Ему никогда не забыть эту комнатку, красноголубую рекламу за окном, отсветы которой падали на старый матрац, и тот момент, когда кто-то заглянул, и благодарность, когда свет снова потух.

Он вставал ещё раз, чтобы выкурить сигарету, и тень его мокро падала от окна на пол, а меж трёх труб какой-то фабрики разрастались первые проблески рассвета.

Из его кулака поднимался дым, словно серое сказание. Сгорало всё прошлое.

После этого последовали другие сигареты.

В полдень одна из шлюх сказала ему, что он должен уйти Это было нормально.

Всё прозвучало вполне прилично, весь мир звучал прилично, люди, время, лес дремучий.

Он был готов к большой любви.

Сегодня первое сентября, мой паспорт действителен ещё семь дней. Начались занятия в школе.

В первой гимназии я смотрю, как девочки приходят на уроки. Во второй хожу по двору во время перемены. У третьей гимназии я смотрю, как они уходят домой. Юдит среди них нет.

Я перепробовал уже всё.

Даже если вы правы, дорогие враги, всё же я испробовал и это и продолжаю пробовать дальше. И — абсолютно честно — ведь вы же в высшей степени заинтересованы в моём поражении. Разве не так? Есть ещё где-нибудь свободный открытый гроб?

Я даю моему телу не больше трёх часов сна в сутки. Я побывал уже почти всюду.

На Гёрлитцком вокзале я слонялся без дела, и ко мне подошли несколько женщин, с ног до головы укутанные в одежду, с причёсками как у фольклорных песенниц, а в руках у них были дубинки и газовые пистолеты.

Они спросили, что я здесь делаю.

Я ищу одну женщину, ответил я. Лучше бы я этого не говорил. Они немедленно захотели отрезать мой детородный орган. Но я от них сбежал на полном ходу. Они тут все с ума посходили.

— Насильник, мы до вас ещё доберёмся! — хором кричали они мне вдогонку.

М-да. Берлин…

Здесь есть кафе только для женщин, пивные только для женщин, книжные магазины, фитнес — студии. У них тут у всех паранойя. Этот город теперь разделён не на две, а на три части. Восток, Запад и Эмансипе.

По моим прикидкам, они не успокоятся, пока не введут матриархат. Пожалуйста, ради бога, каждому необходимо некое содержание жизни. Мандократкам тоже. Но они преследуют и ловят совершенно не тех, кого надо. Они же могли меня убить. Или что-то в этом роде. Может, хотели использовать меня для своего весёлого празднества — вакханалии! С Орфеем они учинили именно это. А всё из-за того, что в подземном мире он обернулся к другому человеку.

Пешеходы в Берлине все смотрят себе под ноги, это всё из-за собачьего кала.

«Револютция — вот единственный выход!» — написано на телефонной кабинке. Нет уж. Если революция делает ошибки в орфографии даже своего собственного пароля, забудьте о ней. Ткк и пометьте себе на полях. Лучше уж иметь дело с явными больными манией величия: они, по крайней мере, честны перед собой.

Можно немного увеличить вероятность встречи с Юдит, если основную часть времени проводить на транспортных узлах.

У Юдит нет водительских прав, значит, она ездит на подземке или надземке. Станция возможной пересадки — «Зоопарк». Там я проводил послеполуденное время и вечер, поднимался и спускался по лестницам, держал все поездные пути в поле зрения.

Мне подмигивали «голубые», как будто я был штатный боец с дубиной в штанах. Приходилось отделываться от них.

Деньги у меня уже кончались. Газеты сообщали, что турецкого Ирода всё же отпустили, потому что парень упорно отрицал свою вину, а в уликах были некие пробелы. Но следственный арест переродился в арест охранный, поскольку народ, естественно, не мог позволить преступнику с таким шатким оправданием, как недоказанность, просто так уйти. Ведь у каждого дома был кто-то маленький!

Не прошло, однако, незамеченным, что Ирод оставил город в покое вот уже на целых шесть недель. Если бы парень был с характером, он бы не допустил, чтобы кто-то другой вместо него пересчитывал прутья решётки слева направо и справа налево. Он бы непременно напомнил о себе! Разве что он ушёл в глубокий запой, этот сумасшедший с карманной Библией! А может, удалился на покой и теперь продаёт сторожевые будки! Убийцы совсем уж потеряли всякий вкус и стиль.

Комната в пансионате была мне больше не нужна, потому что красть у меня стало нечего.

Я спал то тут, то там, укрываясь рекламными газетами. Заслуживало раздумий, не найти ли мне какие-нибудь обходные пути в студию телевидения и там перед лицом диктора новостей держать табличку, на которой было бы написано: «Юдит, где ты?»

Время угрожало всему замыслу и губило его. Сомнения закрадывались в щёки, карточные домики рушились, костяшки домино шатались. Но ведь ещё оставался спасительный вариант — самоубить себя на свободу. На свободу от Юдит. Если я чего-нибудь не путаю, этот эвфемизм — убить на свободу — изобрёл Ницше и пустил его в обращение. «Кто подделывает или фальсифицирует слова или приобретает подделанные или фальсифицированные и пускает их в обращение, карается поиском Юдит на срок не менее двух месяцев». Р-р-гав-в-в!..

Теперь я вспоминаю слова старика Генри в его «Козероге», которые в своё время не принимал всерьёз. Они гласили приблизительно следующее: Я знаю, что где-то в это мгновение некая женщина (Юдит!) ждёт меня, и если я очень спокойно, очень расслабленно, очень медленно пойду вперёд, я попаду прямиком к ней… Я верю в это так же неукоснительно, как в то, что Бог помогает мне. Я верю в справедливость и предопределённость всех явлений..

Полдюжины мелких адвокатишек в левом полушарии моего мозга день и ночь потеют, ищут примеры и выдержки такого рода, чтобы умилостивить суд, чтобы разбудить в сонных присяжных понимание. Хотя для меня было бы предпочтительнее, мои закулисные друзья, о существовании которых я даже не подозреваю, натравить на прокурора шоблу киллеров.

Бульвары с золотыми цепочками и облупившиеся переулки. Сеть ресторанов быстрого питания и пивные с двумя столиками. Небо постоянно затянуто тучами, а плакатные щиты полны правительственной рекламы в пользу деторождения. Это приносит радость, утверждают они.