Маргерит Дюрас - Голубые глаза, черные волосы

Они остаются в кафе до закрытия.

Он сидит напротив моря, она с другой стороны столика, напротив него. Целых два часа она смотрит на него, будто не видя. Время от времени они словно приходят в себя и улыбаются друг другу сквозь слезы. Потом вновь все забывают.

Он спрашивает: она проститутка? Она не удивляется и не смеется. Она говорит:

— В некотором роде, но мне не надо платить.

Еще он думал, что она работает в этом кафе. Нет, это не так.

Она играет ключом, чтобы не смотреть на него.

Она говорит: я актриса, вы меня знаете. Он не извиняется, что не знает ее, он молчит. Этот человек не верит больше ничему из того, что ему говорят. Он, вероятно, думает, что она все ближе узнает его.

Кафе закрылось. Они вышли на улицу. Он посмотрел на небо. На горизонте еще оставались следы заката. Он говорил о лете, об этом вечере небывалой нежности. Казалось, она не понимает, о чем идет речь. Она сказала ему: они закрыли кафе потому, что мы плачем.

Она ведет его в другое кафе возле дороги. Там они остаются до самого рассвета. Он говорит, что ему сейчас очень тяжело. Она говорит: как перед смертью. Он говорит, что да, что все именно так. Он улыбается через силу. Еще он говорит ей, что искал в городе человека, которого хотел вновь увидеть, из-за этого он плакал, он хотел увидеть кого-то, кого не знал и случайно увидел тем самым вечером, человека, которого он хотел еще раз увидеть во что бы то ни стало, даже ценой жизни. Так он устроен.

Она говорит: какое совпадение. Затем добавляет:

— Именно поэтому я и подошла к вам, мне кажется, из-за этой вот безысходности.

Она улыбается, смущаясь оттого, что воспользовалась этим словом. Он не понимает. И в первый раз смотрит на нее. Он говорит: вы плачете.

Он смотрит на нее пристальнее. Говорит:

— Ваша кожа такая белая, как будто вы только что приехали на море.

Она говорит, что ее кожа не загорает, такое бывает, она хочет сказать что-то еще, но потом передумывает.

Пытаясь что-то вспомнить, он смотрит на нее так внимательно, что почти не видит. Он говорит:

— Это странно, я как будто вас уже встречал.

Она тоже смотрит на него, раздумывая, где и когда это могло случиться. Она говорит:

— Нет. Я никогда не видела вас до этой ночи.

Он вновь заговаривает о ее белой коже, так, что от этой белизны вполне можно было бы перейти к разгадке причины его слез. Но нет. Он говорит:

— Это всегда немного… немного пугает, глаза, такие голубые, как ваши… но, может быть, это оттого, что ваши волосы так черны…

Должно быть, она привыкла, что ей говорят о ее глазах. Она отвечает:

— Черные волосы и светлые волосы делают глаза по-разному голубыми, как будто их цвет может зависеть от цвета волос. Черные волосы придают голубым глазам оттенок индиго, делают их немного трагическими, это правда, а светлые волосы как бы добавляют немного желтого или серого, делают их не такими пугающими.

Она говорит, наверно, то, о чем недавно промолчала:

— Я встретила одного человека, у него такие голубые глаза, что невозможно понять, откуда исходит их взгляд, словно на вас смотрит вся голубизна мира.

Внезапно он как будто замечает ее. Он видит, что она описывает свои собственные глаза.

Она плачет, внезапно нахлынувшие на нее рыдания слишком сильны, они теснятся в груди, у нее не хватает сил выплакать.

Она говорит:

— Простите меня, я как будто совершила преступление, я хотела бы умереть.

Он боится, что и она оставит его, что и она также исчезнет в городе. Но нет, она плачет здесь, рядом с ним, он видит, все в слезах, ее глаза. Глаза, обнажающие ее.

Он берет ее руки, прижимает их к своему лицу.

Он спрашивает: это те голубые глаза заставляют ее плакать?

Она говорит, что да, оказывается, это из-за них.

Она не отнимает рук.

Он спрашивает, когда это было.

Сегодня.

Он целует ее руки, так же, как целовал бы ее лицо, губы.

Он говорит, что от нее исходит легкий и нежный запах дыма.

Она наклоняется к нему для поцелуя.

Она говорит ему, чтобы он поцеловал ее, этот незнакомец, она говорит ему: представьте, что вы целуете его тело, его губы, его глаза.

До самого утра они плачут от смертельной тоски летней ночи.

В зале делается темно. Пьеса начинается.

Сцена, говорит актер, похожа на гостиную, строго обставленную удобной и дорогой английской мебелью из темного красного дерева. В ней стоят стулья, столы, несколько кресел. На столах лампы, экземпляры одной и той же книги, пепельницы, сигареты, стаканы, графины с водой. На каждом столе букет из двух или трех роз. Она похожа на мрачное место, оставленное всеми, но ненадолго.

Едва заметно пахнет ладаном, этот запах был когда-то очень сильным и теперь стал почти незаметным, смешавшись с запахом песчаной пыли.

Описание предметов, возбуждающего запаха, темного красного дерева актеры должны читать с той же интонацией, что и всю историю. Даже если, в зависимости от театра, где будет играться пьеса, часть декораций не будет совпадать с теми, что указаны здесь, описание должно остаться неизменным. В этом случае именно актеры должны добиваться того, чтобы запах, костюмы, цвета покорились власти написанного слова, его значению и форме.

Речь все время будет идти об этом мрачном месте, песчаной пыли, темном красном дереве.

Она как будто спит, говорит актер. Во всяком случае, так кажется. Она лежит на простынях, расстеленных на полу в центре пустой комнаты.

Он сидит рядом и время от времени смотрит на нее.

Стульев в комнате тоже нет. Вероятно, он принес сюда простыни, а затем, одну за другой, дверь за дверью, запер все остальные комнаты. Окна комнаты, в которой они находятся, выходят на море и пляж. Сада не видно.

Он оставил зажженной люстру. Он не совсем понимает теперь, зачем ему понадобилось стелить простыни на пол, запирать двери, оставлять включенным свет. Она спит.

Он почти не знает ее. Он смотрит, как она спит, на ее раскинутые руки, на ее еще незнакомое лицо, на ее груди, на закрытые глаза. Она красива. Если бы он оставил незапертыми двери других комнат, она, наверно, пошла бы их посмотреть. Должно быть, именно так он подумал.

Она дышит очень тихо. У нее гладкая кожа. Ее кровь во сне течет медленно и спокойно.

Вне желтого круга света от люстры комната остается темной и кажется круглой, без окон, и дверей.

Она — женщина.

Она спит. Она выглядит спящей. Но точно сказать нельзя. Кажется, будто она полностью ушла в сон, спит ее тело, спит ее душа. Она лежит не совсем прямо, чуть на боку, слегка повернувшись к мужчине. Ее тело податливо, ее формы незаметно перетекают одна в другую. К горлу подступают слова, расчленяющие формы под покровом кожи.

Ее рот чуть приоткрыт, ее губы беззащитны, они потрескались от ветра, видимо, она долго шла сюда и было уже холодно.