Эльмира Нетесова - Я обязательно вернусь

Лишь на пятый день разыскал его старпом. Но Прохор был слишком плох. Разговор с ним не получился.

— Дали б тогда коньяку, не случилось бы этой болезни. Теперь месяца два у нас пролежит. Хорошо если благополучно все закончится. Но нельзя исключать осложненья. Они бывают опаснее самой болезни! — говорили врачи. И не отходили от человека, конечно не без причины. У Прохора отказывало сердце.

Человеку было не до посещений. Высокая температура держалась слишком долго. Нечем было дышать, всю грудь разламывала боль. Прошке в жарком бреду виделось море. Вот оно сдавило его как в тисках, тянет в глубину, на дно. Там разорванный сейнер «Валентина Терешкова». Из иллюминатора смотрит на него капитан и зовет рыбака к себе. Михалыч неестественно улыбается. Вокруг него яркий свет, и много рыбы. А и сам капитан запутался в трале. Не может выбраться из него. Конечно, нужен нож, чтобы разрезать капроновые прочные сети. Но ножа нет. А воздуху в запасе совсем не осталось, надо вернуться наверх, но как, кормовая часть сейнер зависла над головой. Как обойти ее? Прошка просыпается от удушья, открывает глаза, рядом сидит радист или кок Жора, что-то говорят, он слушает, но ничего не может понять.

— Почему капитан в реанимации, если он только что видел его?

— Зачем врачи так злобствуют? Почему велели Михалычу забыть о море и отказали в допуске к работе на судне? Какое они имеют право? Нет! Это уж слишком!

— Ноги у мужика отказали!

— Поедет лечиться на грязи в Нальчик! Это Кабардино-Балкария…

— Нет, там я не рыбачил! А и зачем ехать? Чего-чего, а грязи и здесь полно! Только исподнее не замарай! Но разве этим вылечишься? В таком случае все люди здоровыми были б!

— Ноги у него в отрубе!

— Причем ноги? Он хорошо бегает! Никогда не жаловался на ноги.

— Время посещения закончилось. Больной устал, — услышал Прошка, и сразу стало пусто и тихо.

— Где мои ребята? Придите! Не оставляйте одного! Я утону! Гляньте, какие волны валятся на меня! Помогите, братва! Спасите меня! — кричит человек.

Прохору жарко. Он сбрасывает с себя одеяло. Но чья-то рука назойливо укрывает его снова. Человека заставляют есть. Насильно пихают что-то в рот, ругают, убеждают, гладят по голове и делают уколы в задницу, держат под капельницами и заставляют пить лекарства. В его тумбочке собралось столько продуктов, что она перестала закрываться. Кто-то напихал под подушку и матрац бутылки с водкой и коньяком.

Прошка лежал, как на продовольственном складе. Кто ему притащил столько всего он и не знал. Не помнил, кто навещал и сидел возле койки часами.

— Наверное, Юлька! Только что видел ее. Она собиралась куда-то. Целовала и просила совсем немного подождать.

— Сколько можно еще? Я ждал тебя целую жизнь, а ты снова куда-то уходишь, — обижается человек, пытается поймать Юлькину руку. И вдруг слышит голос:

— Жалко человека, что и говорить. Но не могу скрывать главное, отрыбачил он свое. Хватит рисковать собой. Анализы крови и кардиограмма — факты упрямые. Нельзя ему в море! Это однозначно. Мы слишком много теряем людей. Кстати, его капитан вчера умер в реанимации. И тоже сердце подвело. Все о море бредил. А оно его смертью наградило.

— Не с добра туда идут. Там заработки…

— При длинных рублях, короткая жизнь, не забывайте о том, коллега.

— При малых деньгах большие проблемы, — ответил грустный голос.

— Откажете этому в море, он тоже умрет.

— Если разрешу, не выдержит в море неделю. Надо разумно говорить с ними, убедительно.

— Он пока «не включается». Надо подождать…

Прохор открыл глаза и увидел белую комнату, белую женщину, белый свет. Он впервые за все время понял, что жив и, кажется, начал понемногу выздоравливать.

Возле него часто бывал врач, какой поставил Прохора на ноги. Они подолгу общались. Вот так и предупредил Владимир Иванович Романов, что Прохору больше нельзя работать в море.

— Я все понимаю! Заработок в нашей жизни дело немаловажное. А здоровье бесценное. У вас оно основательно подорвано морем. Перегрузили себя. Потому, распоряжайтесь собою разумно.

— Сердце у меня и раньше болело, — признался Прохор.

— Тем более, рисковать не стоит. Никакие заработки не окупают потери. Что проку от денег, какими не сможешь воспользоваться.

— Списываете на берег?

— Рекомендуем, — поправил врач тихо.

— Надолго ли?

— Навсегда!

— Круто! А вдруг жизнь на берегу не заладится?

— Это зависит только от самого. Ваш капитан был сильным человеком. Одно плохо, не рассчитал! Ушел бы с моря вовремя и теперь бы жил. А нынче нет его, умер. Человечьи силы не бесконечны, — вздохнул тяжело.

— Михайлович умер?

— Да, сегодня сороковой день, как его не стало, — подтвердил врач, добавив горестно:

— Мой сын у него работал, механиком. Вы тоже его знаете. Вот и говорю как сыну, уходить с моря нужно вовремя.

Рыбаки навещали Прохора в больнице до самого последнего дня выписки. Они наперебой выкладывали человеку все новости:

— Нам судно дали. Конечно ни новое. Хотели списать на металлолом. Но мы решили взять его. Отремонтируем в ДОКе, покрасим, приведем в порядок и в море… Всей командой, как прежде, только вместо капитана будет старпом. Чужого нам не нужно. Этот свой мужик, проверен во всех переделках. И Михайлович его уважал. Перед смертью за пару дней, как почувствовал, все просил не бросать нас, не уходить без нас на чужое судно, в другой экипаж. Советовал человеком оставаться в любой передряге, держать слово и никогда, никого не оставлять в беде. Беречь честь рыбацкую как имя свое. За судно и за людей стоять до последнего. Помнить о каждом и любить как кровных братьев своих. Не хворать звездной болезнью и не лизожопствовать у начальства. Помнить всегда, что оно меняется, а рыбаки остаются. Никогда не сдавать своих людей под наказание: начальству, милиции и толпе. Выручать ребят своего экипажа любой ценой и никогда не попрекать этим, не унижать и не оскорблять. Наш старпом с ним согласился в каждом слове. Даже на могиле его поклялся в том. После того мы его выбрали в капитаны.

— Правильно сделали, — похвалил Прохор.

— Ты того кэпа с сухогруза помнишь? — спросил Прошку кок.

— Еще бы! До смерти не забуду!

— Его и впрямь судили, но оправдали. Так этот змей на начальника управления в суд подал и потребовал с него большие «бабки» за моральный ущерб. И вроде получается у него «подоить» козла. Суд принял его заявление, — смеялись рыбаки.

— На хрен его деньги! Отловил бы того отморозка, надрал бы задницу, вломил бы звезданутому как мужик мужику и все на том закончили. А то друг друга на весь свет говном обливают, а в результате воняет от обоих! Ну, что скажешь после всего, оба дураки! Того капитана сухогруза никто теперь не возьмет на работу. Виноват иль нет, никого не заинтересует, а то, что он кляузник, весь город и флот запомнят.