Галина Шкавронская - Стремнина

-Зайдите ко мне на минуту, Евгений Иванович! С последними документами, пожалуйста, по которым вчера не отчитались. Насколько я знаю, вас не было до конца рабочего дня.

— Хорошо, приду сейчас, Екатерина Васильевна.

На пороге комнаты его остановил телефонный звонок. В трубке раздался родной, до щемящей боли в сердце, голос:

— Простите, не могла бы я поговорить с Евгением Ивановичем?

— Боже мой, доченька?..

— Папочка! Ну, наконец-то, я на тебя вырулила! — Голос Яны дрожал. — Где же ты потерялся, родной мой? Сколько ни звоню, никак не могу застать тебя, а где живёшь, не знаю. Сам-то ведь не удосужишься позвонить… Тебе что, совсем не интересно, как у нас, дела живы ли мы, здоровы ли?..

— Да что ты, Яночка, конечно, мне интересно! Но ты, надеюсь, понимаешь мою непростую ситуацию. Я ведь не по своей воле ушёл — мама попросила! Просто выставила мои вещи на лестничную площадку. Что же мне оставалось? Как же я должен вести себя после этого? Названивать домой, не доставляя радости ни ей, ни вам: «Вот я»!.. Так что не всё так просто, доченька…

— Папа, но ведь у ситуации, о которой ты говоришь, известные причины. Не тебе обижаться нужно! Кто начал всю эту катавасию?.. Впрочем, прости меня, папа, я звоню не для того, чтобы читать мораль. Хотела узнать, здоров ли ты, счастлив?.. Ты должен знать, что все мы скучаем по тебе. Кстати, а где ты теперь живёшь? Дай свой домашний телефон и, если можно, адрес твоей новой семьи. Так хочется иногда услышать, увидеть тебя, обнять. Ты ведь, по-прежнему, мой родненький папка!..

— А кто тебе сказал, доченька, что у меня новая семья? — обеспокоенно спросил Евгений. — Знай, прежде всего, что я живу один. Один, как перст. Никакой такой новой семьи у меня нет! Та история закончилась сразу же, как только Марина узнала обо всём. Я ещё тогда понял, что зашёл в своём увлечении слишком далеко — и тут же прервал все отношения с той женщиной.

— Вот оно как!.. Да-а… Но где же ты, всё-таки живёшь, папа? Мне тем более интересно…

— Снял комнату у одной старушки. Сравнительно недорого. Теперь там моё «бунгало».

— Как всё неожиданно!.. Мы-то думали… Ты у мамы с языка не сходишь. Но ведь знаешь, какая она гордая! Утверждает, что коль ты счастлив, то незачем тебе мешать. Папуля, знай, что она очень… очень переживает ваш разрыв. Может, вам стоит встретиться, поговорить… Смотришь — и наладите прежние отношения! Как ты считаешь?

Евгений Иванович промолчал.

— Ну ладно, папуля, давай твой адрес, записываю!.. Спасибо, родной, я обязательно приеду к тебе, жди! Соскучилась страшно!

— Ох, Яночка, душу ты мне отогрела своим звонком! А то я всё один да один…

— Кончилось, папка, твоё затворничество! Мы тебе скучать не дадим!

Повесив трубку, Евгений Иванович, некоторое время был в оцепенении, заново переживая этот волнующий разговор. «Марина, выходит, решила, что я с Катериной живу!» Ему вспомнился их разговор с Катей, когда он объявил ей об окончательном разрыве. В очередной раз заявил тогда, что всегда был честен перед ней, что не раз предупреждал, что семья для него превыше всего… Катерина знала это с самого начала их отношений, согласившись на роль любовницы.

Нет, она не устроила ему истерику. Он не услышал от неё ни упрёков, ни бранных слов. Лишь слёзы сверкнули в её глазах, когда она стремительно вышла из его кабинета. Естественно, с того дня он создал для них двоих весьма непростую ситуацию: каково было встречаться с Катей каждый день, разыгрывая доброго и внимательного сослуживца? И он сам, и она долго потом не могли успокоить саднящую боль в груди…

Сняв комнату неподалёку от работы, Евгений жил отшельником, выбираясь только в супермаркет. Чтобы чем-то занять себя, помогал бабе Маше, починил в доме электророзетку, водопроводный кран. По вечерам они иногда вместе смотрели телевизор. Хозяйке было уже под восемьдесят, здоровье её соответствовало возрасту. Однажды Евгению пришлось даже вызывать старушке «скорую помощь», стало плохо с сердцем.

Мария Николаевна не могла нарадоваться на доброго и внимательного квартиранта, который и себя умел обслужить, и ей никогда не отказывал в помощи. Иногда, приготовив что-нибудь вкусное, старая женщина приглашала его составить ей компанию. Он не отказывался. Так и жил всё это время.

Яна, конечно, права — он ни разу не звонил домой! Но знала бы дочь, сколько раз он брался за трубку и… со вздохом клал её на место. Знала бы, как он жестоко корил себя за всё, что с ним произошло! Все эти переживания не прошли бесследно: здоровье Евгения стало пошаливать. Однажды даже пришлось пойти в поликлинику. После обследования получил на руки кучу рецептов, ему было велено пить разные лекарства.

— Но это же всё химия! — сказал он терапевту, уже пожилому мужчине с бородкой клинышком, чем-то похожего на Всероссийского старосту Михаила Ивановича Калинина, чей портрет видел ещё в школьном учебнике.

— Эх, батенька! — ответил врач. — Из двух зол мы всегда выбираем меньшее, не так ли? Вот-вот!

…Идти в кабинет главного бухгалтера ему совсем не хотелось. Их отношения с недавних пор стали официально-холодными, на грани неприятия. Хоть увольняйся! Но его работа была единственным подспорьем к пенсии, которую Евгению недавно назначили. Тяжело поднявшись из кресла и взяв необходимые бумаги, он отправился к Катерине Васильевне.

Вечером за ужином Яна рассказала матери о разговоре с отцом.

— Знаешь, оказалось, что он с самого начала снял комнату и живёт один, и с тех пор не общается с женщиной, из-за которой весь сыр-бор! А мы тут про него бог знает, что думаем. Дал мне адрес его съёмной квартиры. Завтра хочу съездить туда. Очень хочется повидаться. Мам, а мам?.. Может быть, вместе съездим?..

— Ага: «Вернись, я всё прощу!» Так?..

— Но ведь каждый человек может оступиться! Если он утверждает, что порвал с той женщиной, почему не поверить?

— Ой, родная, соврав однажды… Но, если ты хочешь, поезжай, расскажешь, как он хоть выглядит. Если один живёт, то, полагаю, не сладко ему, ох, не сладко!

— Да плюнь на всякие условности! Поехали вместе! Может, вы помиритесь? Представь только, что вся наша семья опять в сборе…

Марина Михайловна задумчиво посмотрела на дочь.

— Как же я буду выглядеть после этого? То прогнала его, то вдруг «здрасте!» — назад приехала звать… Нет, правильно говорят, что дважды в одну и ту же реку не входят.

— Мам, ты извини меня, но это глупость!.. Вы всю жизнь прожили в любви. Таким не разбрасываются! И гордость твоя здесь ни при чём. Это несопоставимые вещи. Сохранение семьи — ценнее. Ведь мы, ваши дети, всегда гордились вами. У многих сейчас семьи без отцов, а нам с Костей ребята в школе всегда завидовали! И для Костика семья — это святое, и для меня. Потому, что вы всегда были для нас примером супружеской пары.