Нагиб Махфуз - Осенние перепела

Уже подымаясь по лестнице, спросил:

— Как тебя зовут?

— Рири…

Иса засмеялся:

— Да, по имени сразу видно, что ты из Танты…

— В Александрии оно тоже встречается, — возразила она. Затем после короткой паузы добавила: — Чует мое сердце, что ты оставишь меня у себя, правда?..

Иса разрешил Рири остаться — уж очень ей этого хотелось. Но с самого начала он дал понять, что не потерпит никаких вольностей: человек он свободный, я она не должна вмешиваться в его дела — даже если каждую ночь он будет приводить новую женщину… Рири на все была согласна. Иса не мог не заметить, что с приходом Рири в доме многое изменилось. Она, казалось, вдохнула жизнь в запустелую обстановку уединенного жилища. Все засверкало чистотой. Стало веселее в этих стенах.

В новом платье, купленном Исой, она выглядела довольно привлекательной. Всем своим видом она выражала готовность повиноваться любому его желанию. Роль служанки (конечно, не госпожи) Рири исполняла легко и непринужденно. Старалась ничем не обременять Ису. Вместе ели, пили, курили — большего она не требовала, да и Иса не давал повода: никаких нежных слов, ничего…

— Я обо всех думаю плохо, — как-то признался он ей. — Такой уж стал. Мне не хотелось бы думать так же и о тебе!

Вскоре зима полностью вступила в свои права и погода окончательно испортилась. Вечерами Иса был вынужден сидеть дома. Нередко, уединившись, он погружался в чтение, иногда же они вместе слушали радио или болтали о разных пустяках. Часто ему казалось, что Рири — это символ его новой жизни, того дна, на которое он ныне опустился. В такие минуты он ненавидел ее и всячески старался уязвить. Ее полное округлое лицо искажала гримаса с трудом сдерживаемого гнева. Казалось, она вот-вот бросится на своего обидчика — так научила ее улица. Впрочем, Рири пыталась не проявлять своих чувств. Только дрожащие губы и гневный взгляд выдавали ее, говоря о внутренней борьбе.

Рири была неграмотной. Ее единственным увлечением было кино. Она помнила имена всех кинозвезд, знала массу песен из кинофильмов, собирала открытки с портретами любимых артистов и часами могла говорить о них.

— Ты не находишь, — спрашивала она, — что я создана для кино?

Иса, пораженный ее тщеславием, отвечал, что ничего в этом не смыслит.

Рири знала тысячи всяких историй о кинозвездах. Откуда только ей все это известно? Она искренне верила, что достойна света юпитеров — все дело в случае, ни больше ни меньше.

— Тебе надо было бы поселиться не у меня, а у какого-нибудь продюсера или кинорежиссера, — подтрунивал над ней Иса.

… Длинны ночи зимой. В эти ночи он часто не ложился до рассвета. Рири научила его азартным играм в карты. Играли они на деньги, и ей даже удавалось выигрывать у него. Это были единственные деньги, которые она получала от Исы, но они недолго задерживались у нее в кармане.

Однажды Исе пришло в голову поговорить с ней о политике. Он поинтересовался, что она знает о происходящих событиях, попросил назвать имена государственных деятелей. Рири только пожимала плечами.

Подумать только! Есть же люди, которым нет дела до политики! Политика, которая сначала возвеличила его, а потом отбросила в сторону, словно выжатый лимон…

— Что ты знаешь о конституции? — спросил он с нескрываемой насмешкой.

Глаза ее не обнаружили ни малейших признаков понимания.

— Ну, а что ты думаешь о независимости Египта?

Ее взгляд по-прежнему ничего не выражал.

— Я имею в виду уход англичан, — попробовал разъяснить Иса.

— Пусть уходят, если тебе так хочется, хотя мне кажется, что кое-кому и при них не так уж плохо. Моя хозяйка, например, недавно открыла кафе.

«Что ей до независимости? — подумал Иса. — Ведь для нее все это пустой звук».

С открытым сердцем и удивительной легкостью она рассказывала о своем прошлом:

— У меня есть мать, старая тетка и сестры. Со стороны отца еще есть дядя. Ему почти девяносто — единственный мужчина в нашем доме…

В детстве она была очень живая — сущий дьяволенок. Ей исполнилось десять лет, когда умер отец. Мать оказалась не в силах ни воспитать, ни даже подчинить ее себе. Не смогла она и отвадить ее от мужчин. Побои и уговоры были бесполезны.

— Полюбила я одного парня. А мне еще не было тогда тринадцати. Вскоре вся деревня заговорила о нас… Ну и случилось, что обычно случается… Мать сначала ударила меня, затем в отчаянии долго била себя по щекам, пока замертво не упала на землю…

Рири сбежала к своему парню в Александрию, куда тот уехал учиться, но через несколько месяцев он бросил ее, и она осталась совершенно одна в большом незнакомом городе. Тогда и началась вся эта жизнь.

— Ты ведь еще совсем юная, — усмехнулся Иса, — а уже такая плутовка.

Она хвастливо продолжала:

— Потом один старый господин взял меня в служанки. Но это было только для вида: просто я ему понравилась. У него была старая больная жена, которая много лет не вставала с постели.

— Ты не очень-то сумела воспользоваться этим случаем — не то что хозяйка кафе, а?!

— Ведь мне ничего не надо. Я ищу только покровителя, — наивно ответила она.

Иса громко рассмеялся, поймав себя на мысли, что оказывается есть на земле люди, еще более несчастные, чем он.

— Чего ты ждешь от будущего?

Брови ее поползли вверх.

— Аллах велик!

— А ты, однако, верующая!

Она лишь улыбнулась, сочтя за лучшее промолчать.

— Сама ведь однажды призналась, что ты дьяволенок, — продолжал Иса.

Рири расхохоталась.

— Не пора ли спать? Это лучше, чем морочить друг другу голову, — проговорила она игриво.

Постепенно Иса проникся доверием к Рири и даже стал находить, что у них есть много общего. Она стала необходимой ему в его затворничестве, особенно сейчас, когда одна беда следовала за другой.

Уже обрушился карающий меч на лидеров партии, и многие были преданы суду. Сердце сжималось от страха, как у торговца наркотиками, прослышавшего об аресте своих хозяев.

Иса ненавидел новые порядки и не пытался понять их. Его ничто больше не удивляло. Все казалось нелепым здесь на чужбине, особенно в ветреные зимние дни, когда закрывается гавань и разъяренные волны с грохотом обрушиваются на набережную, а мрачные тучи превращают день в ночь. Душу терзала тоска по Каиру, по теплому уголку в любимой кофейне.

— Что с тобой? Ты словно где-то далеко-далеко и забыл все на свете! — тормошила его Рири.

В его отсутствующих усталых глазах появлялись проблески жизни, он вяло улыбался, но не произносил ни слова.

— Что о тобой? Скажи мне! Ведь это тянется уже несколько дней! — не унималась она.

— А тебе что? — отвечал он с досадой и раздражением. — Ты только и знаешь, что слушаешь по радио свои песни.