Нагиб Махфуз - Осенние перепела

Рири не отставала:

— Ты из аристократов, да?

Он сухо рассмеялся:

— Скорее из безработных!

— Ты?.. Не может быть. Тут какая-то тайна!

— Тайн нет. Все раскрывается…

— Скажи мне хотя бы, почему ты стал таким, что случилось?

— Позволь и мне задать тебе тот же вопрос…

— Моя жизнь не в моих руках…

— А моя?

Иса улыбнулся.

Придет весна, и каждый пойдет своей дорогой.

А я не уйду! — с жаром воскликнула она. — Даже если ты будешь прогонять меня…

Навязчивая девчонка! Да будет проклята ее чувствительность, хотя бы и искренняя! Ее любовь была противна ему, и когда она заговаривала о ней, это обычно вызывало у него отвращение. Вот и сейчас, с трудом сдерживая гнев, он поспешил отвлечься и стал слушать радио. Начиналась трансляция дискуссии по экономическим вопросам. Перечисляя имена экономистов, участвующих в передаче, диктор назвал Хасана Али ад-Дибага. Иса резким движением выключил приемник.

— Что такое?

— Я уже тебе сказал, слушай свои песни! — грубо ответил он…

В ясные зимние дни Иса любил бродить по Александрии. Он никогда не брал с собой Рири, хотя ее глаза горели желанием быть около него, пройтись вместе хоть несколько шагов по набережной.

Но даже сама мысль о подобной возможности была ненавистна ему.

— Почему ты относишься ко мне, точно я…

— Не спрашивай… — оборвал он. Но тут же взглянув на порозовевшее от волнения лицо женщины, шутливо потрепал ее короткие волосы и с нежностью в голосе повторил: — Не надо искать причин несчастья.

Она выражала свои чувства не только словами: старалась как можно лучше услужить ему, угадать каждое его желание. Иса принимал ее заботы с признательностью, хотя и с некоторым недоверием. «Скоро кончится зима, — думал он, — и тогда придет избавление от этой связи». Он это легко переживет. Ведь даже тяжелые и мучительные отношения с Сальвой оставили едва ощутимый след — скорее всего от раны, нанесенной самолюбию, а не от любви. Ничего, он найдет что-нибудь другое, чтобы заполнить душевную пустоту, образовавшуюся после провала его политической карьеры: какую-нибудь интрижку или приключение…

Скоро он с удивлением стал замечать, что здоровье Рири с каждым днем ухудшается. Она стала бледной, вялой и слабой, на лице появилось неприятное выражение. Что же случилось? Казалось, она должна быть довольна жизнью: имела крышу над головой, была сыта и, пожалуй, имела то, о чем никогда и не мечтала. Может быть, простудилась? Но у нее не было никаких явных симптомов простуды. С упорством, которое его самого удивляло, он допытывался:

— Что с тобой? У тебя и раньше так бывало?

Она не отвечала, избегая его пристальных взглядов. Часто не в силах стоять на ногах, она ложилась в постель. Иса не сводил с нее беспокойных, полных тревоги и усталости глаз:

— Надо вызвать врача…

Рири отрицательно замахала руками:

— Нет, что ты, не нужно. Скоро пройдет. Маленькое недомогание… из-за сырости.

Но при этом на ее глаза навертывались слезы и она казалась совсем маленькой неискушенной девочкой. Ису охватывал непонятный страх.

— Да, да, ты права, у тебя, наверное, действительно недомогание от плохой погоды…

Однажды Рири в отчаянии закрыла глаза и показала на свой живот, не произнося ни слова.

Сердце Исы бешено заколотилось. Такое с ним случалось только в моменты приближения серьезной опасности. О! Теперь ему стала понятна ее коварная игра!

— Ах ты, змея! Хороша же твоя награда за то, что я приютил тебя?! Нечего сказать!

— Но откуда я могла знать раньше?! — всхлипывала Рири.

— Прикидываешься наивной, дьявольское отродье!

— Все случилось, несмотря на предосторожности.

— Врешь, врешь, лгунья… и даже если это так, то почему ты сразу не сказала мне?

— Боялась! Боялась я…

— Боялась? Да ты сама кого угодно запугаешь! Чего же ты ждешь?! Когда будешь что-нибудь делать?!

Она разрыдалась, и сквозь всхлипывания Иса услышал:

— Я не могу забыть одной своей подруги. Она умерла, когда сделала это…

— Так что же? — Иса задыхался от гнева. — Так что же? Ну, говори, что ты там еще задумала. — Угрожающе размахивая руками, он закричал: — Я не хочу, ты слышишь, не хочу тебя больше видеть… Убирайся сейчас же… и не вздумай возвращаться!..

— Не гони меня, прошу, ты же не такой плохой, — умоляла она.

Но Иса вне себя от гнева, с каким-то отчаянным упрямством повторял:

— Да, да… я понял тебя и не хочу больше видеть… уходи… уходи прочь!

Теперь Иса возвращался домой под самое утро. Мучительный страх точил душу: сделает ли Рири тот шаг, вслед за которым публичный скандал окажется неминуем?.. Неужели ему придется пережить позор и унижение, представ перед прокурором? А как ославит его пресса. Какой это будет подходящий случай, чтобы лишний раз развенчать, очернить всех его друзей по партии.

Беспокойство и тревога не оставляли его ни на минуту. Но дни шли за днями, и ни одно из его опасений не оправдывалось. Рири даже не давала о себе знать. Казалось, ему ничто уже не угрожает. Но он так и не мог окончательно успокоиться. К тому же одиночество начинало угнетать его, с каждым днем становясь все более невыносимым. Иногда неудержимо хотелось убежать куда-нибудь далеко-далеко, подальше от людей, в горы, покрытые зелеными пастбищами, где можно жить, не ведая мирских забот. Иса был убежден, что по многим причинам ему следует вернуться в Каир, однако что-то удерживало его в Александрии. Ему нравилась ее центральная площадь, заполненная народом, где женщины словно состязаются в красоте и изяществе, стараясь перещеголять друг друга модными нарядами. Каждый трамвай привозит буквально толпы красавиц. Постукивание их каблучков гармонично вливается в поток звуков, наполняющих улицы этого города. Вот какой-то полицейский офицер замер на месте, пожирая глазами идущих мимо обольстительниц. Иса встретился с ним глазами, офицер улыбнулся, а Иса поспешил ретироваться: беды не оберешься от этих полицейских чинов. За окном кафе «Чего изволите», выходящим на площадь, он нашел себе местечко. Наблюдая людской поток, непрерывно текущий мимо, Иса как бы сливался с ним, вновь чувствуя, что жизнь продолжается. Но мысли о прошлом, наполненном честолюбивыми надеждами, не давали покоя. Сидя за столиком кафе, он казался сам себе одним из тех обломков, которые ежедневно выбрасываются на берег морем и затем убираются, как ненужный хлам, мусорщиками муниципалитета. В прежние времена он редко позволял себе развлечение, а если и развлекался иногда, то без вкуса и настоящего удовольствия. И вот когда, казалось бы, для этого открылись все возможности, вдруг поднялся смерч и все смел. Теперь его жизнь наполнена мраком, над головой сгущаются тучи и люди кажутся призраками…