Е. Бирман - Игра в «Мурку»

— Один мужик, Моше, говорит другому: «Хаим, ходят слухи, — твоя жена спит со всем городом». «Каким городом?» — спрашивает Хаим. «С Петах-Тиквой», — отвечает Моше. «Что ж, Петах-Тиква — тоже город», — отвечает Хаим.

— И этот анекдот разжег в тебе любопытство?

— Я все-таки разведчик. Разведчик — по природе человек любопытный. Что, если я заеду за тобой завтра и ты покажешь мне Петах-Тикву? — Что делать в Петах-Тикве в субботу? Заезжай в «йом ришон» [20] Йом-ришон (ивр.) — первый рабочий день недели (воскресенье). , по дороге на работу проедем через Петах-Тикву — посмотришь легендарный город. Между прочим, мать городов наших в новое время, — сказал Теодор с гордостью и умеренным энтузиазмом.

— «Врата надежды», — перевел Серега.

Недостаток энтузиазма Теодора объяснялся тем, что, запланировав поездку в Петах-Тикву, он тут же ее и вспомнил, а воспоминание о Петах-Тикве неизменно рождало в Теодоре грусть на грани уныния и уныние на грани вечной человеческой тоски по чему-то иному.

Особое чувство к Петах-Тикве зародилось в нем еще с тех первых бесприютных, безработных месяцев в стране, когда он брел как-то по пыльной улице, или это был переулок? (В самом широком проспекте Петах-Тиквы есть что-то от переулка или что-то от гигантской матки, беременной дюжиной переулков.)

Итак, Теодор брел в поисках работы, когда его хлопнул по плечу и присоединился к нему попутчиком совершенно незнакомый смуглый мужчина. Он излучал радушие, доброжелательность и расположение к Теодору, увидев в нем, наверное, некий символ репатриации во плоти и крови. Расспросил о проблемах, попытался поднять дух грустного и подавленного Теодора, спросил его, кто он по профессии.

— Инженер-электронщик, — ответил Теодор гордо.

— Строители нам нужны, строители! — воскликнул смуглый мужчина, и остаток бодрости Теодора растаял в вечном покое Петах-Тиквы.

Теодор решил схитрить. Прямо на въезде в Петах-Тикву со стороны трассы Гея, с двух сторон улицы Жаботинского располагаются, словно яичники, две промзоны: Кирьят-Арье и Кирьят-Маталон. Он будет разъезжать с Серегой по промзонам и показывать: и этого здания не было десять лет назад, и этих кварталов сплошного хай-тека тоже не было, когда я бродил здесь в поисках работы. При наличии такого идеологически бравурного плана уже и самому Теодору захотелось как можно поскорее попасть в Петах-Тикву.

В «йом ришон» Серега рано утром заехал за Теодором и еще до утренних пробок свою видавшую виды «Субару» по улице Жаботинского уверенно направил в Петах-Тикву. Теодор указал ему поворот налево, в промышленную зону Кирьят-Арье, и в ней они припарковались у ее очарования — «Парка Эзорим». Они побродили по мостикам и искусственным зеленым холмикам между стеклянными башнями хайтека, полюбовались фонтаном и решили заглянуть в одно из зданий, где пришлось поработать Теодору. Он хотел назвать вахтеру фирму, в которой работал, но никак не вспоминалось ее название, и тогда Серега, поморщив лоб, «вспомнил», назвав имя фирмы, которое он попросту прочел на висевшем у лифтов указателе этажей. В лифте Теодор взглянул на Серегу с уважением. Они побродили по этажам, заглядывая в славно оформленные вестибюли фирм через их широкие стеклянные двери. Серега был удовлетворен увиденным, хотя и несколько меньше Теодора.

Теперь Теодор хотел переехать в Кирьят-Маталон и задумался, как бы это сделать, минуя некоторые невзрачности по дороге. Так ничего и не придумав, он вывел Серегу на улицу Жаботинского. По дороге к Кирьят-Маталону на одной из сторон улицы выдавалась в пешеходный тротуар лавка-фалафельная.

И вот тут-то, на подъезде к этой лавке, Теодор заорал:

— Смотри! Террорист!

Серега глянул туда, куда указывал Теодор, и увидел бегущего молодого мужчину, настигающего другого — постарше. Нагнав, он одной рукой схватил его за рукав, а другой дважды ударил чем-то коротким и блестящим сзади в шею. Пожилому мужчине удалось вырваться, он побежал. Террорист бросился за ним. Он как раз поравнялся с лавкой, когда Серега резко вывернул руль вправо, и Теодор инстинктивно прикрыл глаза ладонью, чтобы не увидеть терзаемой плоти. Но закрыть уши было ему уже нечем, и он готов был услышать душераздирающий крик и хруст костей, но Серега резко ударил по тормозам, и когда Теодор убрал ладонь от глаз, то увидел, что террорист прижат машиной к прилавку, кулаками он (нож он, видимо, выронил) колотит по крыше и стеклам машины и, наклоняясь, заглядывает через верхнюю часть лобового стекла прямо в глаза Теодору, отчего тошнотa подступила у него к горлу. К ним уже бежали люди.

— Будет линч, — сказал Серега спокойно, отстегивая ремень безопасности и собираясь открыть дверь автомобиля, но подбежавшие мужчины схватили террориста за руки, и Серега закрыл дверь, осторожно дал задний ход, съехал с тротуара, повернул руль, нажал на газ и направил машину вверх по Жаботинского, в чрево Петах-Тиквы.

— Ты куда? — спросил Теодор ошалело.

— Мне нельзя светиться, — ответил Серега.

— Да ведь ты… — «в некотором роде — герой», хочет сказать Теодор, но не решается и только вопросительно смотрит на Серегу. — Номер машины кто-нибудь мог запомнить, — говорит он.

— Машина — не на мне, — ответил Серега.

— А на ком?

— На одном парне.

— Что за парень? — спросил Теодор встревоженно. — Серега! Мы ведь в одном деле, у нас ведь нет секретов? Правда?

— Все в порядке, — ответил Серега, — он сменил меня в Африке, ротация кадров… — Серега дружески толкнул Теодора плечом в плечо и рассмеялся. В ответном хохоте Теодора несложно было уловить истерические нотки. «Необстрелянный совсем», — подумал о своем друге Серега с нежностью.

Как бы ни было захвачено воображение Теодора только что произошедшим инцидентом, он все же не утерпел и обратил внимание Сереги на то, что ему больше всего нравилось в Петах-Тикве, — на старые пальмы. Они были такими невероятно худыми и серыми, что только пучок зелени где-то в самой вышине убеждал, что эти пальмы еще извлекают из банкоматов для пальм небольшие суммы, обеспечивающие их аскетичное существование, смысл которого, казалось, только в том и заключается, чтобы возбуждать в Теодоре грустную нежность к Петах-Тикве.

Вечером того же дня вся компания собралась у телевизора в салоне Теодора и Баронессы, чтобы послушать новости, — не скажут ли чего-нибудь об этом происшествии. Теодор уже не однажды в красках рассказал всем о хладнокровии и расчетливости Сереги, о том, как он порывался спасти террориста от линча толпы.

— Он нужен ШАБАКу живым, — убежденно и скромно объяснял Серега, — эти ребята, которые подбежали и скрутили его, — тоже молодцы, — добавил он с еще большей скромностью и тактом, — я смотрел в зеркало заднего вида, когда отъезжал, они не добавили ему ни одной травмы. Я бы на их месте, пожалуй, не удержался.