Ева Хорнунг - Дог-бой

Через какое-то время, наловчившись покупать билеты, Ромочка решил пойти дальше. Надо сунуть билет в щель и пройти через турникет — как делают все пассажиры. Он долго и пристально наблюдал за людьми. Все совали билеты в щель, а потом забирали их и шли. Если не накормить щель билетом, турникет оживал и злобно выставлял наперерез пассажиру металлические брусья. Брусья больно били по ногам. Белая могла проползти под турникетом — до нее брусья не дотягивались. Ромочка старался ей объяснить. Он не раз видел, как подростки перепрыгивают брусья, а собаки проползают под ними, и металлические руки их не бьют — не могут.

Часами он сидел и думал, отваживаясь на решительный шаг. Он столько раз представлял себе, как пройдет турникет, что, когда встал и зашагал к нему, все было как во сне.

Эскалатор показался ему бесконечным. Белая съежилась на ступеньке рядом с ним и прижалась дрожащим телом к его коленям. Ее ужасно напугал лязг турникета у нее над головой. А теперь еще и движущаяся лестница! У самого Ромочки от страха подкашивались ноги. Страх мешался с волнением и радостью; у него закружилась голова. Он как будто пересек невидимую границу и ступил на чужую территорию.

Наконец, они сошли с проклятой лестницы, и Ромочка разинул рот от изумления. Никогда еще он не видел такую красоту! Они очутились в сводчатом зале, увешанном по бокам и сверху разрисованными панелями. Ромочка долго глазел на них. Вдруг послышался страшный грохот; воздух сотрясся. Белая метнулась в сторону, но Ромочка схватил ее, прижался к ней, зарычал ей в ухо. Он с трудом удерживал ее на месте, потому что Белая выдиралась изо всех сил. Грохот перешел в визгливый металлический лязг, и вдруг к платформе подкатил поезд. Он перестал рычать и затих. Ромочка и Белая все стояли у самого эскалатора, мешая пройти спешащим пассажирам. Их толкали и ругали. Поезд снова залязгал, загрохотал и, извиваясь, как змея, уполз в черную дыру туннеля. Ромочка не выпускал дрожащую Белую. Она боялась, потому что не знала, как выбраться из этого страшного места. Многочисленные ноги пассажиров не позволяли разглядеть другой эскалатор.

С трудом он повалил ее на бок и уселся на пол, между урной и тяжелой деревянной скамьей. Сидящие на скамье пассажиры дружно потянули носами, все как один вскочили и поспешно отошли подальше. К противоположной платформе с лязгом и грохотом подкатил еще один поезд, высадил пассажиров, принял в себя других и, громко щелкнув дверьми, издал перед отправлением пронзительный гудок.

Ромочка крепко обнимал Белую за шею и тихо рычал ей в ухо, пока та не успокоилась. Чудовищные поезда приходили и уходили так часто, что скоро Белая раздумала бежать. Она сидела на месте с несчастным видом и льнула к нему. Ромочка радостно улыбнулся и принялся вглядываться в простые, чистые лица людей на разноцветных панелях, обрамленных резным камнем. Он глубоко вздыхал, глядя, как нарисованные мужчины и женщины стоят у красного трактора, собирают урожай или, освещаемые солнцем, строят из кирпичей завод. Другие люди, с суровыми и решительными лицами, целились из пистолетов в невидимых врагов. На синем нарисованном небе ярко светило солнце, хотя Ромочка знал: настоящее небо там, наверху сейчас цвета бурой речной воды.

Он глазел на картины, широко разинув рот и глаза. Он водил своими мозолистыми ладонями по стенам, задирал голову, не замечая или не слыша, как ругаются пассажиры, наткнувшись на него. Впрочем, принюхавшись, все сразу отходили подальше.

Люди толпились у края платформы; они стояли вплотную друг к другу, и все же сразу было заметно, что каждый держится особняком. Здешние люди явно не были стаей. Наверное, под землей все договорились не обращать внимания на личное пространство — так нужно всем дождаться поезда и сесть в него. Все тупо глазели вниз, на рельсы или прямо перед собой; никто не смотрел друг другу в лицо. Бомжи, у которых личное пространство было заметно шире, тоже ждали поезда, лежа вдоль стен или стоя рядом с нагруженными и закрытыми брезентом тележками. Были здесь и подростки из молодежных преступных группировок, и бездомные дети. Некоторые шныряли в толпе пассажиров и тихо просили денег.

В Ромочкиной голове оживали воспоминания; волосы у него на затылке встали дыбом. Он почти чувствовал, как в его руке зажат билет, а другой, теплой и вспотевшей рукой он держится за руку матери. Они разговаривают и никого кругом не замечают. Им не нужно ни за чем следить. Вдруг он затосковал, что он уже не маленький. Ему захотелось снова держаться за мамину руку. Потом к его ноге прижалась Белая. Зарябило в глазах. Пассажиры толпами садились в вагоны и выходили из них. От огромных красивых картин на стенах у Ромочки разболелась голова. Пустой живот напомнил о себе урчанием. Вдруг ему показалось, что враги окружают его со всех сторон, а он не видит и не чует их. Белая у его ног немного успокоилась и даже задремала, во всем положившись на него, но, учуяв идущий от него запах страха, проснулась и вскочила на ноги. Ромочка тоже встал. Они вместе поднялись по эскалатору наверх, к дневному свету.

Он пробыл в логове полдня, а потом ему снова захотелось в метро.

Собаки вскочили, очнувшись от дневной дремоты. Мамочка, Золотистая и Черный тихо, угрожающе зарычали. Собаки ощетинились; мурашки побежали у Ромочки по спине. Кто-то бродил в развалинах у них над головами; рылся в отбросах, топал ногами, освещал фонариком землю и заросли бурьяна. Потом до них донеслись голоса. Там, наверху, разговаривали двое мужчин.

Ромочка подполз к груде досок и взобрался повыше. Испуганные, встревоженные собаки забегали по логову. Ромочка увидел желтые сапоги из шкуры неизвестного зверя. Он громко зарычал, веля остальным замолчать. Собаки перестали рычать и сбились в кучу. Они так доверчиво заглядывали ему в глаза, что у него стеснило грудь. Ромочка снова зарычал — гораздо тише, чем в первый раз, — и навострил уши. Чужие люди уже совсем близко, у лаза в их логово! Мамочка велела остальным молчать. Мужчина в желтых сапогах произнес:

— Хорошее место. И что про него треплют?

Второй буркнул что-то неразборчивое.

— Да мне плевать — ты только глянь! Здесь столько камня, что можно дом построить. А что все боятся этого места — нам же лучше. Не сунутся к нам, только и всего.

Ромочка с трудом спустился вниз. Собаки беспокойно бегали по логову, и Ромочка, все больше злясь, слушал, как двое у них над головами что-то перетаскивают и передвигают взад-вперед. Собаки то и дело поглядывали на него, как будто о чем-то его просили. Мамочка лизала его всякий раз, как пробегала мимо. От ее почтительных поцелуев у него все сжималось внутри. Мамочка раньше никогда не проявляла к нему почтения, не целовала его в углы рта. Она, как и остальные, чего-то ждала от него. Его стая ждет, что он что-нибудь сделает, спасет их.