Ирина Левитес - Отпусти народ мой...

Вскоре после возвращения Лиза пошла в домоуправление. Управдом внимательно изучил документы и сказал:

— Вы, конечно, все права на квартирку имеете. Тем более что вас там пять душ прописано. Но посудите сами, голубушка, куда я вашу жиличку дену? Может, пусть пока поживет?

Лиза вздохнула. Потесниться было не трудно. За войну так намыкались — рады были любой крыше над головой. Труднее было смириться с Зининым склочным характером. Но она, наверное, не виновата. Это у нее, по‑видимому, такая форма самозащиты. Да и куда ей идти с ребенком, в самом-то деле?

— Ладно, пусть остается! — решила Лиза.

— Вот и славненько! — обрадовался управдом. — Я вам на днях солдатиков демобилизованных пришлю, они помогут стеночку разгородить.

Рабочие и в самом деле пришли, правда, не «на днях», а через два месяца, и построили кирпичную стенку, разделившую большую квартиру пополам. Сосе с дочерьми осталась узкая, длинная, похожая на пенал, прихожая (она же по совместительству кухня); темная проходная комнатка, освещавшаяся только электрической лампочкой, и огромная комната с двумя окнами, выходящими на горку, которую венчала Андреевская церковь. Все эти помещения располагались анфиладой, а огромная, под потолок, печка выходила одним боком в парадную комнату, а другим — в темную.

Теперь бывших владельцев большой квартиры и новоявленную квартирантку объединял лишь крошечный коридорчик-предбанник.

Однажды Оля вернулась из школы и услышала визг разъяренной Зинки и захлебывающийся детский плач. Она открыла незапертую соседскую дверь и увидела, как Зинка лупит ремнем сына. На полу валялись осколки синей чашки из Сосиного приданого, часть которого Зина экспроприировала, вселившись в дом. Оля не раздумывая вырвала из Зинкиных рук широкий солдатский ремень и изо всех сил толкнула соседку в ненавистный толстый живот.

— Отпусти его, слышишь? — Оля побледнела от гнева.

— А ты чего лезешь не в свое дело? Вали отседова! — пошла в наступление злющая Зина.

Воспользовавшись тем, что мать отвлеклась, маленький Петька юркнул в дверь и скатился вниз по деревянной лестнице, только босые пятки засверкали.

Оля в упор смотрела на своего врага:

— Еще раз тронешь ребенка, я тебя убью! — и побежала искать Петьку.

Он спрятался за сараями и сидел в мягкой пыли, судорожно всхлипывая. Оля присела рядом с ним и тихонько гладила теплую головенку по серым встрепанным вихрам. Так они сидели, пока не увидели Лизу, вернувшуюся с работы.

— Мама! Зина Петьку ремнем била!

— Вот негодяйка! Пойдем, Петя, к нам. Не бойся. Давай руку.

Вечером в дверь вежливо постучали. В кухню вошла присмиревшая Зина.

— А Петенька мой не у вас, случайно? — круглые голубые глаза соседки смотрели в сторону.

— У нас случайно, — сухо ответила Лиза. — И имейте в виду, если вы будете истязать ребенка, я пожалуюсь участковому.

— Да хто его истязал? Так, поучила маленько. Воспитывать-то надо, — Зина лицемерно вздохнула.

— Воспитывайте словом, а руки распускать я вам не позволю!

— Ну извиняйте, если что не так. Иди домой, Петенька.

И Зина, забрав ребенка, ретировалась.

У Оли и Димки отношения не складывались. Димка после возвращения из Казахстана, где они с матерью были в эвакуации, совсем отбился от рук. Рахиль, имея слабое здоровье, с ним не справлялась. Деда Димкиного посадили: он, пытаясь выжить в послевоенной нищете, вспомнил свою дореволюционную коммерческую деятельность и основал артель по изготовлению гвоздей. И, несмотря на то, что гвозди — вещь совершенно необходимая для восстановления разрушенных домов, его все же посадили. Оставшись без твердого мужского воспитания, Димка стал лоботрясничать. Хулиганил вполне безобидно: к примеру, вкатил вместе с Фимкой, товарищем по двору, на вершину холма пустую бочку, накидал в нее булыжников покрупнее и пустил под откос. Бочка, громыхая и подпрыгивая, понеслась вниз, к родному двору, а Димка с важным видом изрек:

— Чем больше масса, тем больше ускорение!

Но закончить свои физико-математические выкладки не успел: бочка с грохотом ворвалась во двор и влетела в полуподвальное окно, за которым, между прочим, люди жили! Димке попало по первое число, а Фимка успел улизнуть от возмездия. Димка его не выдал. С этой же самой горкой были связаны и другие не менее интересные события. Однажды зимой Димка с неизменным Фимкой стояли на вершине, примериваясь, как поудачнее съехать вниз на лыжах, не повторив траекторию злополучной бочки. К ним шаткой разболтанной походкой подошел настоящий подольский хулиган (не чета дилетантам-экспериментаторам) и, небрежно оглядев притихших мальчишек, одной рукой цапнул с Димкиной головы шапку, а другой придал ему небольшое ускорение, ничего не ведая при этом про законы физики. Димка заскользил на лыжах вниз, а похититель исчез. А шапка-то была не простая! Шапка-то была дедова, довоенная, кроличья!

Димка, утирая слезы обиды, рванул в клуб пищевиков. Он знал, что на дневной сеанс туда должны были прийти его друзья, курсанты военного училища. Вьюном проскользнул мимо неповоротливой контролерши, кулем застрявшей в дверях, ворвался в темный кинозал и закричал:

— Ребята! У меня шапку украли!

— «За мной!» — одновременно закричал с экрана герой, летящий в атаку на лихом коне с шашкой наперевес.

В зале вспыхнул свет. Курсанты ринулись к выходу. Мгновенно разработав план поимки воришки, ребята по всем правилам военной тактики и стратегии оцепили Житний рынок и начали его прочесывать. Димкин хулиган был пойман в момент продажи шапки, награжден парой затрещин и отпущен на все четыре стороны. Шапка была возвращена владельцу.

После седьмого класса Рахиль отдала сына в обувной техникум, надеясь на маленькое подспорье в виде стипендии и на то, что он образумится и получит хоть какую-нибудь специальность.

Душным июльским днем Димка с компанией друзей играл в футбол. Их команда проиграла ребятам с Константиновской с разгромным счетом 9:3. Злой, потный, в разорванной рубашке и лопнувших парусиновых туфлях, он возвращался домой.

— Что, футболист, проиграл? — услышал он насмешливый голос.

Димка поднял глаза. В окне бельэтажа сидела радостная Оля. Ей доставляло огромное удовольствие дразнить соседского мальчишку. Тот разозлился:

— Вот погоди, дылда длинная! Попадешься ты мне!

— А вот не попадусь! А вот не попадусь!

И Оля, демонстративно выставив на подоконник чугунок с тыквенной кашей, стала есть, изображая неземное наслаждение (хотя терпеть эту еду не могла). Нарочно ведь дразнила своей гарбузяной кашей! Незадачливым сватам выносили тыкву, по-украински «гарбуз». Отказ так и назывался: «отведать гарбуза».