Константин Григорьев - Зелёный туман

Колокольчик моей донки резко зазвонил. Я вскочил и снял со снасти, снаряжённой живцом, порядочного по московским меркам судака – грамм на триста.

Владимир Сергеевич искренне поздравил меня и, когда улеглась праздничная суматоха по поводу редкой добычи (судак – это рыба!), продолжил.

– В общем, когда в наступающих сумерках я подходил к "своей" котельной, меня окликнули: "Эй, залётный!"

Недалеко от открытого входа в котельную, освещённого тусклым электрическим светом, под замёрзшими тополями стояли двое: здоровенный рыжий парень в бушлате и кепке и суховатый мужик лет за сорок – в хорошем драповом пальто, с внимательным, ощупывающим взглядом.

Я сразу понял: сухопарый – авторитет, рыжий – шестёрка.

– Эй, фраерок, ты, что ли, тут людей беспокоишь, а? – подойдя вплотную, нагло спросил рыжий верзила. Сухопарый стоял чуть поодаль, смотрел оценивающе, настороженно курил.

Тут всё ясно: проверка на вшивость, типа, есть у меня дух или я так, не пришей пизде рукав. Ну что ж, бродя сегодня по Москве, я готовился и к такой встрече. Ну, ладно!

Я сделал паузу, мысленно поблагодарил и Варлама Шаламова, и Льва Разгона, и самого себя – за то, что в конце восьмидесятых удосужился прочитал море книг по лагерной тематике. К бою я был готов.

– А ты что, прокурор – вопросы задавать? – взяв самый что ни на есть наглый тон, огрызнулся я. – Ты, вообще, кто?

– Ты что грубишь, фраер залётный? Говори, когда люди спрашивают! – взревел рыжий.

Всё это был концерт.

– Закрой хавальник и не отсвечивай, босота! (Ох спасибо, "Место встречи изменить нельзя"!) Шестёрке – место под шконкой, а разговор будет – с людями.

– Да ты права качать, фраерюга! – зарычал парень (дурак, видимо, редкостный). – Сука-падла!..

– Отвянь, конопатый, – вдруг раздался властный хрипловатый тенорок, – засохни.

Ко мне подошёл главный.

– Так ты кто, залётный, откуда упал?

Я, как положено, смерил взглядом его фигуру – сверху вниз и снизу вверх. После паузы ответил:

– Я банкир. Работал по финансам. А ты кто?

– Банкир, – скривил губы авторитет. – Банки, значит, брал. Хорошо. Я Седой. Так что тебе надо?

– Хата мне нужна, чтобы упасть, и ксива с пропиской. Меркуешь?

– А от кого прячешься? – усмехнулся Седой. – Неужто с зоны откинулся? Сдаётся мне, фраерок, что ты ни разу там и не был. За версту видать, что ты лось. Ты кого обмануть решил, олень безмозглый?

Н-да, Седой, видимо, не напрасно курил в сторонке, раскусил он меня сходу. В общем, не прокатило закосить под блатного. "Но, – я подумал, – может оно и к лучшему?" Короче, решил я как в омут головой – рубить правду-матку, всё равно деваться мне было уже некуда: шансы не закончить мои странные приключения в топке котельной были невелики. Что ж, сам напросился.

– Проницательный ты, папаша, – протянул я как можно циничнее и спокойнее, – угадал: и банков я не брал и зону не топтал. Но разговор у меня к тебе есть. И разговор деньгами пахнет.

Седой оценивающе прощупывал меня взглядом, думал, ничего не говорил. Стоило ему кивнуть – и рыжий свернул бы мне шею.

– Может, посидим в тепле, поговорим? – Я решился его подтолкнуть. – Намёрзся я сегодня – спасу нет. – И добавил шёпотом, показав глазами на рыжего: – Не хочу, чтобы нас слышали.

Седой ещё выдержал паузу, кивнул:

– Пойдём.

В котельной мы с Седым сели за столик, толстого и рыжего он отослал подальше, к топкам.

– Рассказывай.

– Кто выиграет чемпионат Союза по хоккею? – стараясь быть спокойным, спросил я.

Тут я впервые увидел Седого несколько сбитым с толку.

– Что? Какой хоккей? – Он посмотрел на меня недобрым взглядом. – Что ты мелешь?

– Хоккей с шайбой, – терпеливо объяснил я. – Ты знаешь, кто в этом году станет чемпионом? Нет? А я знаю: "Крылья Советов".

Седой буравил меня взглядом. Он, конечно, думал, что я над ним издеваюсь. Но – сдержанный был мужик! – всё же спросил:

– А почему не ЦСК МО?

– Потому что ЦСК МО "Крылышкам" проиграет и отстанет на одно очко.

– Откуда ты это знаешь? – недоверчиво спросил Седой. Он, наверное, всё решал: псих я или издеваюсь.

– Ты фантастику читаешь? – опять спросил я. Спрашивал, хоть это и было опасно; но нельзя было слабину давать, никак.

– Читаю иногда, – процедил Седой, – от скуки.

– "Машину времени" Герберта Уэллса читал?

– Не тяни кота за хвост, фраер путаный! – начал сердиться Седой. – Ну читал. И что?

– А то, что я вот не сказка. – Я набрал в грудь воздуха и выпалил решающую фразу: – Я из будущего.

Седой, откинувшись на стуле, долго сверлил меня взглядом. Наконец, усмехнувшись, процедил:

– А ты, фраерок, оказывается, псих. Ты просто, – он покрутил пальцем у виска, – того.

Он смотрел на меня уже с некоторой опаской. Ну… как на психа.

– А какая разница, – спросил я, – псих я или не псих? Не веришь – прими за сказку. В общем, я тебе говорю – ты слушаешь. Веришь, не веришь – пофигу. А там – думай и решай. Лады?

– Ну, говори, – без энтузиазма произнёс Седой, – а я послушаю.

– Короче, упал я к вам из будущего, из далёкого будущего, аж из 1997 года. И вот сижу тут, в вонючей котельной, почти без денег, без документов и без жилья. Как бы в гостях.

– Почти без денег, – хмыкнул Седой, – а по две косых Ворону и Футляру обещал. Ответить придётся.

– Я за базар пишусь, – как можно жестче сказал я. – А знаешь почему?

– Ну?

– А потому что будущее – это деньги, а знание будущего – это власть. Будущее можно продать. Меркуешь или ещё объяснить?

Философская, между прочим, Сергей Владимирович, мысль: "будущее можно продать". Сильно я тогда загнул, вы согласны?

Я подумал, что вся коммерческая жизнь – по сути продажа будущего ради благ настоящего, но промолчал, и Владимир Сергеевич продолжил.

– Седой наконец-то стёр ироничную усмешку с лица, задумался. Потом снова хмыкнул:

– И ты думаешь, я тебе поверил? Иди-ка в дурку, дурилка. Пока жив.

Я – в тон ему – тоже усмехнулся и достал из внутреннего кармана расписания хоккейных матчей в Москве (греясь в столовке, я уже проставил напротив матчей результаты). Положил на стол перед Седым:

– Проверишь.

Тот взял бумажку, хмыкнул, спрятал в карман:

– Проверю.

– А теперь прикинь: игры Союза по хоккею, по футболу, матчи сборной, чемпионаты мира… Деньгами пахнет! Ежели грамотно забиваться на пари, а? Да и в будущем много чего интересного будет происходить, что полезно заранее знать. Пятьдесят девятый год будет весёлым, и шестьдесят первый, и шестьдесят четвёртый. Знание будущего, ещё раз тебе говорю, это деньги, большие деньги и к тому же – средство избежать неприятностей, которые – поверь мне – скоро, очень скоро нагрянут. А я их знаю. Что скажешь?

Седой на этот раз задумался надолго, выкурил ещё папиросу, хлебнул чифиря и наконец, ещё раз пробуравив меня взглядом, принял решение.