Борис Виан - Осень в Пекине

— Вы плачете из-за женщины. Она того не стоит.

— Я плачу не из-за нее, — сказал Анжель. — А оттого, что знаю, какой она была и какой она станет. — Казалось, он вдруг очнулся от тяжелого сна. Он обнял Медь за талию. — Вы очень хорошая, — сказал он. — Пойдемте, догоним их.

Она высвободилась из его объятий и взяла его за руку. Спотыкаясь в темноте, они побежали по песчаной дюне. Медь смеялась.

Аббат Иоанчик только что объяснил Афанарелу, каким образом Клод Леон был отправлен в Экзопотамию.

— Понимаете, — говорил он, — такому человеку не место в тюрьме.

— Безусловно, — согласился Афанарел.

— Правда ведь? — оживился Иоанчик. — Его бы надо сразу на гильотину. Но, как говорится, у епископа всюду есть рука.

— Леону повезло.

— Но имейте в виду, это мало что меняет. Можно, конечно, считать, что отшельником быть даже забавно. Благодаря этому он сможет протянуть еще несколько лет.

— Вы о чем? — поинтересовалась Медь, которая услышала только последние слова аббата.

— О том, что через три-четыре года уединения человек обычно сходит с ума, — сказал аббат. — Потом идет и убивает первую попавшуюся девочку, с которой и познакомился-то только для того, чтоб ее изнасиловать.

— И это всегда именно так и кончается? — удивился Анжель.

— Всегда, — подтвердил Иоанчик. — Был только один случай, когда получилось иначе.

— Кто же это был? — спросил Афанарел.

— Один очень хороший человек, — сказал Иоанчик. — Святой, можно сказать. Это очень длинная, но в высшей степени поучительная история.

— Расскажите… — настойчиво проговорила Медь и умоляюще посмотрела на него.

— Нет, — сказал аббат. — Это невозможно. Слишком долго рассказывать. Скажу лишь о том, как все это кончилось. Шел он, значит, шел, и первая попавшаяся ему на пути девочка…

— Замолчите! — воскликнул Афанарел. — Это невыносимо!..

— Так ведь она его убила, — сказал Иоанчик. — Маньячка она была!

— О… — вздохнула Медь. — Это ужасно. Бедный мальчик! Как его звали?

— Иоанчик, — сказал аббат. — Ах! Простите! Я отвлекся. Его звали Леверье!

— Поразительно! — воскликнул Анжель. — Я тоже знал одного Леверье, но он кончил совсем не так.

— Значит, это не тот, — сказал Иоанчик. — Или же я солгал.

— Логично… — согласился Афанарел.

— Посмотрите, — сказала Медь. — Там какой-то огонек впереди.

— Кажется, мы у цели, — объявил Иоанчик. — Извините, но сначала я должен пойти туда один. Вы зайдете потом. Так полагается по уставу.

— Кто здесь за нами следит?.. — сказал Анжель. — Мы могли бы пойти вместе с вами.

— А если меня совесть потом замучает?.. — возразил Иоанчик. — Романишель, король дураков…

— Мантию продал и был таков!.. — хором откликнулись трое его спутников.

— Ладно, — сказал Иоанчик. — Я вижу, вы в религиозных обрядах сведущи, так что можем пойти туда вместе. Мне это даже лучше, а то одному всегда как-то скучно.

Тут он прыгнул далеко вперед и, приземлившись на каблуки, завертелся на корточках вокруг своей оси. Его ряса развевалась вокруг него на ветру, словно большой черный, трудно различимый на песчаном фоне цветок.

— Это тоже входит в религиозный обряд? — поинтересовался археолог.

— Нет! — возразил аббат. — Это моя бабушка придумала: так можно справлять малую нужду на пляже, и никто не заметит. Должен сказать, что я сегодня апостольские трусы не надел — слишком жарко. Но у меня есть на то соответствующее разрешение.

— Все эти разрешения вас, должно быть, в какой-то степени отягощают, — заметил Афанарел.

— Отнюдь! Я переснял их на микрофильм, — сказал Иоанчик. — И они уместились на очень незначительной по размеру кассете. — Он встал. — Пошли!

Клод Леон жил в изящно обставленной маленькой хижине из белого дерева. В углу большой комнаты находился каменный топчан, и это было все.

Дверь из комнаты вела в кухню. Через застекленное окно они увидели самого отшельника: он стоял на коленях у кровати и предавался размышлениям, обхватив голову руками. Аббат вошел в дом.

— Ку-ку! — сказал он.

Отшельник поднял голову.

— Мне еще водить, — сообщил он. — Я досчитал только до пятидесяти.

— Вы играете в прятки, сын мой? — спросил аббат.

— Да, святой отец, — сказал Клод Леон. — С Лавандой.

— Ах! Вот оно что, — протянул аббат. — Можно, я поиграю с вами?

— Конечно, — сказал Клод Леон.

Он поднялся с колен.

— Пойду найду Лаванду, скажу ей… То-то она обрадуется.

И направился на кухню. Теперь уже все остальные — Анжель, Медь и археолог вошли в дом вслед за аббатом.

— Неужели у вас нет специального обряда на случай встречи с отшельником? — удивилась Медь.

— Нет, и это было бы излишне. Теперь ведь он профессионал! — сказал аббат. — Такие шуточки хороши для непосвященных. А с ним теперь все только по уставу.

Леон вернулся в сопровождении прелестной негритянки. У нее был немного вытянутый овал лица, тонкий прямой нос, большие голубые глаза и потрясающая копна рыжих волос. Одета она была в черный бюстгальтер.

— Это Лаванда, — представил ее Клод. — О! — сказал он, завидев еще троих посетителей. — День добрый! Рад вас видеть!

— Меня зовут Афанарел, — сказал археолог. — Это Анжель, а это Медь.

— Поиграем в прятки? — предложил отшельник.

— Нам надо серьезно поговорить, сын мой, — сказал аббат. — Я должен вас проинспектировать. Мне надо задать вам целый ряд вопросов для отчета.

— В таком случае вам лучше остаться наедине, — сказал Афанарел.

— Нет-нет, — возразил Иоанчик. — Мы быстренько.

— Присаживайтесь, — сказала ему Лаванда. — А мы пока пойдем на кухню. Работайте спокойно!

Ее кожа была точно того же цвета, что и волосы Меди, и наоборот. Анжель попытался представить, что было бы, если бы их совместить, и у него закружилась голова.

— Вы это что, нарочно придумали? — спросил он у Меди.

— Вовсе нет, — ответила Медь. — Я раньше ее никогда не видела.

— Уверяю вас, — вмешалась Лаванда, — это просто случайное совпадение.

Они пошли на кухню. Аббат остался с Леоном наедине.

— Ну как? — спросил аббат.

— Все в полном порядке, — ответил Леон.

— Вам здесь нравится?

— Нормально.

— А как у вас обстоит дело с Божьей благодатью?

— С переменным успехом: то есть, то нет.

— А в мыслях что?

— Черным-черно, — сказал Леон. — Но с Лавандой это и понятно. Черно, но без печали. Мрак и пламя.

— Но это же знаки ада! — всполошился аббат.

— Да, — сказал Клод Леон. — Но внутри-то она вся розовая… бархатистая…

— Не может быть.

— Честное слово.

— Тра-та-та, тра-та-та, вышла кошка за кота.

— Аминь, — отозвался отшельник.

Аббат Иоанчик крепко призадумался.

— Кажется, у вас тут никаких нарушений нет, — сказал он. — Думаю, из вас выйдет вполне удобоваримый отшельник. Повесьте себе табличку. По воскресеньям будете принимать посетителей.