Жан-Люк Утерс - Путешествие с Люком

Прощание было коротким. Нас заставили пообещать, что мы не забудем внести семью Бастенов в список тех, кого известим о рождении малыша. Я поклялся, что, в любом случае, не спутаю их адрес с адресом Дрюмонов. Мари и Жюстина усадили своего приятеля Люка на заднее сиденье машины, которое два дня назад послужило им лабораторией для анатомических изысканий. Люк махал обеими руками, прощаясь с новыми друзьями. Надин сердечно обняла Жюли, напомнив, что ей нужен абсолютный покой. Да и мне шепнула на ухо: «Будь осторожен и, главное, заботься о ней!» Жорж стоял поодаль, наблюдая за этой сценой. Чувствовалось, что даже он, который всегда скрывал свои эмоции, сейчас взволнован не меньше всех остальных.

Итак, мы направились в сторону Сан-Франциско, обогнув его с севера. Жюли заснула и открыла глаза лишь к тому времени, когда мы приблизились к океану. Она глубоко вдыхала морской воздух через открытое окно, чтобы насытить кислородом зародыша. Я ехал по узкой дороге, идущей вдоль берега. Мы сделали остановку на берегу Бодега-Бей.

Вспомнив наставления Надин, Жюли прилегла отдохнуть, а я посадил Люка на плечи, чтобы обойти бухту. Небо заволокло облаками, легкий ветерок, налетая с океана, осыпа´л нас соленой водяной пылью. Именно этот пейзаж Хичкок выбрал для натурных съемок своих «Птиц» [50] Фантастический триллер А. Хичкока, снятый в 1963 г. . Трудно было представить, что Бодега-Бей послужила декорацией для жутких сцен этой картины. В кино все можно внушить через образ и звук. Но зрителю «Птиц» достаточно было бы вдохнуть, как нам сейчас, этот воздух, насыщенный йодом и мелкими брызгами, чтобы мрачная, пугающая атмосфера фильма тотчас развеялась. Люк, взбодренный морским воздухом, снова завел свой нескончаемый монолог. К кому он обращал его? К океану, к дюнам, поросшим песчаным овсом, к чайкам или ко мне? Не знаю. Мы сели на песок и построили в четыре руки маленький замок-крепость, как некогда, в детстве, я делал это на пляжах Северного моря. Наш замок стоял далеко от воды, так что волны не грозили его разрушить. Я прокопал под ним туннель, и Люк стал бросать туда найденный на берегу шарик, каждый раз приветствуя бурными аплодисментами его появление на другом конце.

Я старался называть ему по нескольку раз каждую увиденную вещь: песок, за´мок, шарик… Люк повторял эти слова на свой манер, глотая некоторые звуки — «с» или «ш». Видя, как он старательно, даже как-то торжественно выговаривает, одно за другим, эти названия, широко открывая ротик, я подумал, что таким образом он осваивает окружающую действительность. Странно, как человеческая речь формирует разум. В сущности, я проделывал с Люком то, что делали со мной мои родители — передавал ему язык, а вместе с ним представление о мире. Может быть, неподалеку от нас какой-нибудь американский отец занимался тем же самым со своим ребенком, только обучая его другим словам и произношению. Может, здесь же, на берегу океана, какая-нибудь мама-итальянка учила своего сына называть море «il mare», поскольку на итальянском «море» — мужского рода, а это уже совсем другое дело. Теперь вообразим, что Люк встретился с этим итальянским малышом, и они завязывают разговор, глядя на то, что в представлении одного из них относится к женскому роду [51] По-французски слово «море» женского рода. , а в представлении другого — к мужскому. А уж если к ним присоединится маленький американец, в чьем языке категория рода не имеет значения, то он попытается примирить двух своих приятелей. Да… сколько есть в мире разных языков, призванных давать имена вещам и явлениям, столько же и разных миров…

Вернувшись на стоянку, мы увидели, что Жюли спит. «Не буди маму!» — шепнул я Люку, прижав палец к губам. Люк уже понимал, что его матери необходим долгий спокойный сон. Мы с ним пообедали жареным мясным фаршем, смешанным с картофельным пюре — настоящей детской едой, которую и жевать-то не обязательно; такую обожают американцы, которые стремятся проводить за столом как можно меньше времени. Наши губы и гортани вполне заслужили эту поблажку после долгих утомительных лингвистических упражнений на берегу.

На рассвете Жюли проснулась, оттого что у нее началось кровотечение. Кровь вообще никогда ничего хорошего не обещает. Она, конечно, необходима для жизни до такой степени, что стала неотъемлемой ее частью, но лучше ей быть невидимой и спокойно течь в жилах тела, которое она питает. Однако если она, подобно реке, вышедшей из берегов, обагряет кожу, это уже признак нездоровья, раны, разрыва, страшной беды. «На помощь, аптекари и врачи! — в панике кричит человек. — У меня кровотечение!» Вот и у Жюли шла кровь, пятная красными разводами ее ночную рубашку. Нужно было спешить.

К счастью, в Бодега-Бей был диспансер. Нас принял молодой гинеколог. Осмотрев Жюли, он сказал, что, судя по УЗИ, кровотечение не сильное, но нельзя исключить возможность выкидыша. Новая кровопотеря может оказаться роковой. В этом случае больную придется срочно госпитализировать. А пока он рекомендовал полный покой, иначе, настойчиво повторил он, она неизбежно потеряет ребенка. Впрочем, не стоит слишком драматизировать ситуацию: трехмесячная беременность — самый рискованный период, но нужно постараться благополучно его пройти. Врач советовал нам вернуться в Сан-Франциско: там мы найдем больницы получше — на случай, если возникнут осложнения. «А вы сами-то откуда?» — спросил он под конец. Ах, из Брюсселя! — жаль, ему не довелось увидеть Брюссель, но он все же надеется когда-нибудь там побывать. Один из его коллег недавно ездил туда на конгресс акушеров. Ему очень понравился город, особенно сочетание старины и современности. В частности, его совершенно очаровала техника, позволяющая сносить старинные дома, сохраняя их фасады, — теперь ее начали применять во всем мире. «А правда ли то, что рассказывают о лингвистической войне между теми, кто говорит по-французски и по… голландски, кажется?»

— По-фламандски или нидерландски, так будет точнее.

— Во всяком случае, это что-то невиданное — война из-за языка. А что, религии у этих двух народностей тоже разные?

— Нет, религия у нас общая.

— Тогда совсем уж странно. Воевать из-за нефти или территорий — это по-человечески понятно, но из-за языка?.. Извините, не постигаю. Есть ли этому хоть какое-то разумное объяснение? Нет, я обязательно должен съездить и посмотреть сам. А что, жизнь в Бельгии дорогая?

Нам не очень хотелось возвращаться в Сан-Франциско — отпугивало воспоминание о Дрюмонах, — поэтому мы решили отсидеться несколько дней в Бодега-Бей. Следуя советам врача, Жюли проводила целые дни у моря, лежа на песке. Она отдыхала и набиралась сил. Ее живот слегка округлился, но пока это могли заметить только посвященные, а я был единственным их представителем, хотя и пытался разделить свою привилегию с Люком, проводя его ручонкой по телу Жюли, уже ставшему чуточку туже обычного. Приникнув ухом к этой округлости, я легонько постукивал по ней пальцами, надеясь вызвать реакцию того, кто там находился, но мои призывы оставались безответными. Жюли угадывала мое беспокойство. «Три месяца — очень маленький срок, — говорила она, — ты слишком нетерпелив. Вспомни Люка, он начал шевелиться только в пять месяцев». Странное дело: внутриутробная жизнь Люка теперь казалась мне далеким и смутным воспоминанием.