Эндрю Грир - Исповедь Макса Тиволи

— Тебе уже двенадцать, верно?

— Угу.

— Тогда вы с Хьюго-младшим ровесники! Не так ли? Не так ли, сынок? — Мой друг странно посмотрел на меня — сердито и в то же время словно собираясь заплакать. И я с ужасом вспомнил мамины слова: «Будь тем, кем тебя считают».

— Точно, пап, — икнул я. — Мне двенадцать.

— У тебя есть ружье? — поинтересовался Сэмми, и я подумал: что за ребенка воспитала моя старая жена?

Однако Сэмми не ждал ответа.

— Мама не разрешает мне иметь ружье. Она ничего в этом не понимает, у нее-то не было ружья, а уж папа бы мне разрешил. У Дэнни Шэйна с нашей улицы «ББ» с двойным спуском, правда, иногда он ломается, и отец орет на Дэнни, словно дьявол. А у Билли Истона — «Дэйзи». — Ты вдруг с неописуемой радостью выкрикнул, словно торговец на рынке: — «Дэйзи»!

К черному входу подбежал Бастер и залаял. Сэмми чесал его за ухом, пока пес не ускакал прочь.

— В детстве я знал твою маму, — сообщил Хьюго, беря добавку.

От запаха корицы хотелось чихнуть.

— Представляешь? «Дэйзи»! — продолжал восклицать мой сын.

— Ты очень похож на нее. Тебе это говорили?

Сэмми пожал плечами.

— У тебя ее губы. Она была красивой, откровенной и сводила твою бабушку с ума. Ты встречал свою бабушку? Прекрасная была женщина. Всегда такая веселая и добрая, редкая выдумщица. М… Мой друг говорил, они с твоей мамой переодевались в одежды прошлого века и играли в шахматы у камина. Представь свою маму в кринолине и шляпке времен Гражданской войны! Остроумная девушка. И очень суровая. Не то что другие. Я ею восхищался.

Мой сын хмыкнул.

— Она рассказывала, что девчонкой встретила на улице пуму, которая съела чьего-то попугая.

— Никогда о таком не слышал.

— Вы знали моего отца?

Хьюго опустил взгляд.

— Не уверен. Как его имя?

Я вновь почувствовал приступ тошноты.

— Ван Дэйлер, — сказал Сэмми. — Это голландская фамилия.

— В самом деле? Ван Дэйлер… — Хьюго украдкой посмотрел на меня. Невероятно, Элис рассказала. Вот добрая душа, ты не рассказывала сыну байки о погибшем герое-отце. — Ван Дэйлер, — задумчиво повторил Хьюго. — Нет. Нет, вряд ли мы встречались.

— A-а.

— Что о нем говорила мама?

— Ничего.

— У меня есть револьвер, — выдавил я.

— Правда?! — восторженно вскрикнул мой сын.

— Ага.

— Покажешь?

Тут в разговор вступил еще один человек. Тот, кто вошел в соседнюю комнату через парадную дверь и позвал тебя. Мы дружно обернулись на голос, но увидели только пустой коридор. Низкий смех, чудо, бледная копия старого воспоминания, в третий раз я впервые услышал ее голос: «Эй, Сэмми, я дома, ты не поверишь, что я видела…»

Она вошла в комнату. Перед моими глазами замелькало столько звезд. Столько лет, столько миль. Дыхание сбилось. Я видел только карие прожилки в радужке ее покрасневших глаз. Неужели это и правда была ты? Моя бумажная девочка, отложенная в карман на полвека и теперь развернутая передо мной. Твои глаза, распахнувшиеся от удивления и надежды, смотрели не на меня.

— Привет, Элис, — сказал Хьюго, и его простое старое лицо озарила улыбка.

Ее рука потянулась к сердцу. Каждый из нас — чья-то любовь всей жизни.

Мы остались на обед и в процессе неспешной беседы, свойственной старикам, было решено, что мы переночуем у Элис.

— Отель? Решительно нет, — заявила Элис, помотав головой и нахмурившись.

— Но это нелепо, Элис. Мы не можем остаться.

— Вы — давние друзья.

— Соседи…

— Мне плевать, что подумают соседи! — расхохоталась Элис, а затем чудеса продолжились: она повернулась ко мне. — Не слушай папу. Мой дом — твой дом, малыш Хьюго.

Она погладила меня по голове, нежно заглянула в глаза и ничего не вспомнила.

Меня отправили в комнату Сэмми листать комиксы, пока взрослые любовались закатом. Разумеется, мы даже не притронулись к комиксам, а принялись изучать скудную коллекцию фривольных картинок. Сын так ею гордился, а я так натурально восхищался. Затем он выложил передо мной нежнейший натюрморт, какой только можно представить, показал все свои сокровища: две дюжины самых обыкновенных марок, абсолютно круглый камешек, оловянный саркофаг царя Тута Резорта, механическая копилка, в которой клоун бросал монетку в пасть льва (что было продемонстрировано на моем пенни), три розовые ракушки, бейсболка, перчатка и вырезанная из журнала фотография Клары Боу. Мы сидели и перебирали сокровища минут десять. Потом мой сын спросил, не хочу ли я поиграть в его конструктор. И стоило разложить на кровати металлические детальки, как диковинки тут же оказались забытыми.

Я сказал, что никогда раньше не видел конструктора, на лице Сэмми появилась гримаса восторженного удивления. Я узнал это лицо и поразился: ну вылитая Элис в девичестве! Какое странное маленькое наваждение в этой странной маленькой комнате. Интересно, подожди я еще немного, заметил бы в Сэмми свои привычные жесты? И тут из открытого окна донеслись тихие голоса. Я выглянул и прислушался, скрытый завесой плюща. Два голоса, довольно тихих, выплывали из сада.

— Коляска с четверкой лошадей, — говорил мужчина.

— Точно, — вторила женщина.

— Газовые лампы.

— Само собой, — рассмеялась она. — И турнюры.

— Вудворде-гарден.

Мой старый друг и моя старая любовница беседовали в полумраке. Они развлекались печальной игрой: называли то, что безвозвратно исчезло. Я был счастлив, что сумел проникнуть в жизнь моего сына, увидеть его сокровища и родное лицо, желавшее завоевать мое уважение; счастлив оттого, что стал ему ровесником! Однако в то же время я страдал, поскольку не мог сидеть в саду и вместе со взрослыми перебирать события на пыльном чердаке прошлого. Хьюго в бархатном костюме, Элис в оригинальной шляпке, старый Макс в зеркале. И все остальные, такие, какими мы были прежде.

— Ты скучаешь по тем временам, Элис?

Я не расслышал ответа и высунулся в окно.

Сэмми дергал меня за рукав:

— Давай так: я смастерю лодку, понимаешь, ты тоже сделаешь лодку, и будем пускать их наперегонки по кровати, она будет рекой, понимаешь.

Я понимал. Там под окном, скрытые желтыми цветами и одуревшие от жары, двое стариков сидели на железной скамейке. И я выглядел бы таким же, как они, подчиняйся мое тело законам времени.

Я поджидал Хьюго в его комнате.

— Как она?

Ты заснул, Сэмми, а я, слишком старый для раннего сна, выжидал, пока твое дыхание успокоится и я смогу выскользнуть. Сначала я прислушивался к бормотанию взрослых, однако, ничего не разобрав, я пришел сюда — в швейную комнату, подготовленную для Хьюго. На столе виднелась ткань для новых занавесок и готовый фартук.

Мой друг с улыбкой снял пальто. Мы не включали свет — за окном сияла яркая луна.

— Привет, Макс. Я думал, ты спишь подле Сэмми.