Елена Одинокова - Жених

Елена ОДИНОКОВА

Жених

Рассказ

— Понюхай. — Бахти подставляет мне ухо. — Что, лучше пахнет, чем твой хиюго бос?

Я смотрю в окно:

— Лучше, лучше. Отвянь.

— Ка… кантарафакт. — улыбается Бахти. — Прошлый месяц я и Шахриер в город ездил, сто рублей на площадь продавали. А ты свой хиюго бос за тыща рублей брал.

— Тысяча девятьсот пятьдесят.

Бахти взвизгивает по-девчачьи — то ли от радости, то ли от ужаса перед такими деньжищами. У них на родине юрист в месяц получает пятихатку, а сапожник — штуку в пересчете на наши рубли..

Хуршед берет его за ворот и быстро-быстро лопочет что-то на фарси. Бахти пинает его кроссовками:

— Сам он Хуршеда, блять. Что он мне женское имя называет? Скажи ему! Бахти — женское имя.

— Отвянь, Бахти. — Я вытягиваю ноги и кладу свернутую куртку под затылок. Мне по барабану, как его называют — Бахти, Бахтиер или вообще Гульнара.

— Саша-джян… — Бахти пристраивает голову мне на плечо. Бесцеремонная жопа, вечно лезет, трогает мои вещи — диски, мобильник, одежду.

— Дома плюс тиридцать, тепло. — Бахти зевает.

Автобус подпрыгивает на ухабах, мы сидим на местах в конце салона. Еще немного — и я пробью макушкой потолок. Какая-то девка впереди обернулась, косится на моих таджиков розовым глазом, шепчет что-то подруге. Вторая говорит: “Кавай!”, обе хихикают. Хуршед поджал губы и отвернулся к окну, как будто едет один.

— Саша-джян? — Бахти хлопает меня по бедру.

— Чего?

— Сматри, что я придумал. Если положить золото внутри мыло, его металлоискатель не найдут?

— Кому ты нужен с твоим золотом…

— Не, сматри, у нас золото дороже. На таможня искать будут. Я ложу внутри мыло и зубная паста другой конец. Никто не найдет.

— Это еще у Артура Хейли было, дурак. Там бабу поймали с кольцом в зубной пасте.

— Щто, правда поймали? Штраф платил? — Бахти грустнеет.

— Это в книге. — гавкает Хуршед.

Он сын дипломата и стыдится кузена из деревни. Хотя чего стесняться, если оба тут заливаете бетон? Хуршед — высокий, видный мужик, чем-то напоминает актера из старых индийских фильмов. Огромные глазищи, шнобель — настоящий ариец, а не какая-то там “белокурая бестия”. По-русски говорит без акцента, потому что учился в хорошей школе, а потом в вузе, пока не отчислили.

Бахти маленький, худенький и похож на девочку. Он, конечно, всеми силами пытается доказать, что крут. В прошлом году на каком-то празднике участвовал в соревнованиях по борьбе и выиграл козу. Хуршед тогда назвал его деревенщиной и получил от Бахти по морде.

Мне нужно довезти две эти черные задницы до аэропорта, упаковать, обвешать бирками и отправить на родину. Бахти выдают замуж, то есть женят на приличной таджикской девушке. Он заработал на свадьбу, он не какой-то там кюнте. Сейчас папа срочно достраивает его новый дом, мама печет всякую херню к свадьбе, а специально нанятый повар закупает продукты для плова на сто человек. Бахти, несомненно, крут.

— Слышь, — говорит Хуршед. — Золото — это детские игрушки. Я когда был маленький, у нас героин возили в поезде Душанбе — Москва. А героина было хоть жопой ешь. Ну так вот, проводники придумали его в горячей воде размешивать и пол в плацкартном вагоне мыть. И прикинь, заходят туда менты с собакой, а она ничего не может унюхать, потому что героин повсюду. Посидит, побалдеет — и все, дальше бежит. А если в обморок хлопнется, подумают, что тепловой удар, вроде как намордник слишком тесный, собаке дышать трудно.

— Что ты мне зубы заговариваешь, вылезаем! — Автобус проносится мимо здания аэропорта.

— Не ссы. — Хуршед хлопает меня по колену. — Самолет не сегодня. Вещи у тебя положим, погуляем, а завтра полетим.

— Заткнись, мы едем обратно. — Я вскакиваю. — Остановите, пожалуйста!

— Саша-джян! — Бахти виснет на моей шее. — Саша-джян, мы будем тихо. Еще невеста подарок купить надо.

Хуршед начинает ржать непонятно над чем.

— Ну? — Я заглядываю в его наглые глаза.

— Ничего, ничего, потом скажу. Ты один живешь?

— Один, и что?

— Короче, этот долбодон еще девственник.

— Ты охренел? — Я пинаю его в бок. — Все, едем обратно! У меня не таджикский бордель.

— В багаж. Ты не сдашь духи и лак, — напевает Хуршед. Он и не думает вставать.

— Саша-джян, пожалуйста! — Бахти пританцовывает как левретка и пытается усадить меня обратно.

Пожилая тетка с ведром нарциссов рявкает:

— Молодые люди, хватит скакать, вы и так своими вещами весь проход заставили!

Другие пассажиры перестают клевать носом и смотрят на нас исподлобья. Мы едем дальше молча, глядя в окно.

— Откройте заднюю дверь, — требует Хуршед.

— Писец, уже ведут себя как хозяева, — цедит сквозь зубы водитель и смотрит на меня, как будто я тоже таджик и “понаехал”.

Мы вываливаемся из автобуса как бараны, ручки сумок цепляются за чьи-то ноги, пластиковые пряжки трещат, Хуршед матерится, Бахти постанывает от натуги.

— Нахуя тебе столько барахла? — я даю ему подзатыльник.

Вещи брошены в коридоре, Бахти с Хуршедом забились в ванную, торчат там уже полчаса. Стучу им:

— Пол не залейте, вы уедете, а мне с соседями разбираться.

Хуршед оприходовал мой фен, Бахти отталкивает его от зеркала и старательно зачесывает свою волосню. Брызгается моим парфюмом:

— Ну, мы пащли?

— Куда это вы пошли?

— Саша-джян, ты обещал! — Бахти смеется и подмигивает мне. У него хорошее настроение. У таджиков всегда хорошее настроение, потому что они курят много травы. — Я тебе все что хочешь привезу. Я вернусь через месяц. Я быстро женюсь. Слушай, Саша-джян, полети со мной, а?

— Что мне там делать?

— В гости… — Они всегда приглашают в гости. Им это раз плюнуть. Гостеприимный народ. Я еще не видел ни одного русского, который бы хотел к ним в гости, но они нам всегда рады.

* * *

— Видел, как этот мудак магазин назвал? — хихикает Бахти. —“Сикаман”! Значт, он всех ибат будет.

— Скажи ему “каракет маймун”, — шепчет Хуршед. — Ну, скажи.

Хозяин-узбек щурит и без того узкие глазки. Бахти берет пиво и презервативы, хозяин лыбится:

— У меня вчера таджичка отсосала за двести рублей. На тебя похожа.

— У меня вчера твоя мамаша отсосала за сто рублей, — отвечает Хуршед. — И сам ты конченый пидор.

— Бар кутак та! — Узбек показывает ему вслед средний палец.

Телки водятся недалеко отсюда, в “кармане”, где стоят фуры. Вести переговоры приходится, конечно, мне. Чуваки хотят снять одну на двоих. Почему не двух за ту же цену? Меня всегда волновал этот вопрос. Может, они думают, что две возьмут дороже?

Фуры выстроились в ряд, водители полулежат в кабинах, треплются друг с другом, дремлют, скучают. Здесь как-то особенно жарко и пыльно, воняет выхлопными газами, на жухлой траве валяются старая резина, посеревшие бутылки, ветошь. Я в этом пекле за полдня сошел бы с ума, а эти еще и пистонятся.