Денис Гуцко - Березовый компот

Включился будильник. Мальников вздрогнул от неожиданности. Выключил будильник. Встал. Прошелся по комнате. Решительно подошел к ноутбуку и удалил папку с ее фотографиями.

Заметил в конце коридора уборщицу Таню и невольно остановился. Даже нырнул обратно за угол. Встречаться с Таней Мальникову не хотелось. Наверняка пристанет с какими-нибудь разговорами. Отведенная ему роль мимоходом прихваченной безделицы, на которую Татьяна решила потратить доставшийся ей бонус демократического этикета, день ото дня тяготила Мальникова все больше.

Взобравшись на нижнюю ступеньку алюминиевой стремянки, Татьяна щеточкой смахивала пыль с фотографий. На стенах студийных коридоров размещались тематические фотогалереи. Коридор между техзоной и вестибюлем занимала галерея “звездных” гостей: политики, футболисты, певцы. Таня расправлялась с пылью ловко и темпераментно. Одна нога на ступеньке, вторая на весу, выписывает вензеля, будто в футбольном дриблинге.

“Смешно прятаться от уборщицы”, — уколол себя Мальников.

Тут он и вовсе понял, что стоит под камерой слежения, глянул исподлобья на черный глазастый обрубок, торчащий из-под потолка, и вышел в коридор.

“Нужно учиться обращению с ними, — настраивал себя Мальников. — Учиться правильно реагировать. Точнее — не реагировать…”.

Вспомнил, как милая поп-обаяшка, тихим ангелом улыбающаяся ему с фото-стены, орала на охранника, неосторожно спросившего у нее документы.

Как и предполагал Мальников, Татьяна не позволила ему проскользнуть незамеченным.

— Ну, вчера-то смотрели? — обратилась она к нему веселым шепотом, потряхивая отведенной в сторону щеточкой.

— Да я ведь работаю…

Татьяна спустилась со стремянки.

— Так в записи ж крутят. Вечером. Авдеев-то вчера… ну, голова! Такие вещи говорил! Вот не в бровь, а в глаз. Умничка! Мол, пока русские не наведут у себя порядок, который устроит прежде всего их самих, плохо будет всем… ну, как-то так…

— Татьяна! — перебил ее Мальников. — Я тут работу работаю. А не за шоу, понимаете, наблюдаю.

Ушел, весьма собою довольный.

— Каждый на своем рабочем месте должен серьезнейшим образом подумать над тем, как нам поднять рейтинг, — сказал Антон Григорьевич с глубоким чувством. — И не говорите: от меня ничего не зависит. Рейтинг зависит от каждого, — дальше заговорил обычно, дергано и устало. — Последние замеры опять плохие. Народ подустал, просмотр прайм-таймов сократился. Конкретные цифры… — Алла протянула ему таблицы. — В общем, плохие цифры, — главреж вернул бумаги помощнице. — Решено делать вот что. Небольшие клипы, так сказать, о нашей кухне. Кухня — это образно, — Антон Григорьевич нарисовал рукой размашистую “запятую”. — Показываем шоу изнутри. Снимаем всех, снизу доверху. В смысле — от меня до… не знаю… охранников. Такие короткие истории снимаем. Ну, не лайф-стори, конечно. Такие, знаете… Вот жил себе человек, чем-то занимался, о чем-то мечтал. И тут — становится частью такого проекта. Важного. Понимает его важность, осознает…

Под воздействием напряженных, пульсирующих фраз главрежа внимание Мальникова, как всегда, начало рассеиваться.

“Главная наша с тобой проблема — наш неспешный ритм, — говорит Юра. — Мы ведь не хуже остальных все можем. Просто времени нужно больше. Мы не умеем бежать, вот что. Мы идем. Шагаем себе. А сегодня нужно бежать. Понимаешь? Времена такие. Ничего не попишешь, да. Наливай”.

Мальников почувствовал, что не прочь напиться. “Чисто теоретически”, — предостерег он себя.

Кандидат в собутыльники единственный: Юра. О том, чтобы приговорить бутылочку с кем-нибудь из коллег по шоу, не могло быть и речи. С посторонними Мальников не пил.

— И начнем мы с нашей кухни. Я сейчас в буквальном смысле насчет кухни. С уважаемого Петра Валентиновича.

Уловив свое имя, Мальников выпрямился на стуле, застыл. Будто собрался вслушаться в эхо только что сказанного. Он не сомневался, что главреж говорил о нем, но не понимал, в связи с чем.

“У меня, наверное, глупый вид”, — испугался Мальников. Тут еще Вася подал голос:

— Что, кошевар, покажем класс? Вперед за “Оскаром”?!

И Мальников догадался, что его будут снимать. Его охватил зуд волнения: шанс все-таки выпал.

— Да не теряйся, Петь, — подмигнул ему Вася. — Станешь у меня звездой.

После того как Мальников по просьбе Васи наладил ночной буфет, обращения второго режиссера к шеф-повару сделались дружески-доверительными. Мальников пока не решил, как ему на это реагировать.

Ненавидел впускать к себе в дом чужаков. А тут и вовсе — люди с камерой. Его сборы на “Национального лидера” породили в квартире некоторый беспорядок. Но главное — Мальников не помнил, какой именно. Что именно осталось брошенным, раскрытым, разинутым на виду.

Вчерашний день был трудным. В машине он сразу начал клевать носом, склевывать тревожную мутную дрему. Долго с нею боролся, покусывал губу, таращил глаза и в какой-то момент вдруг понял, что везут-то его домой — только с домом его наверняка успели основательно поработать. Натащили туда декораций, подшаманили, как они умеют. Загримировали его родную “двушку” до неузнаваемости. На входе — зеркало в бронзовой раме, пыльные книжные стопки, паутина. Из комнаты доносятся шаркающие шаги, перемежаемые негромким клацаньем — и надтреснутый, старушечий голос: Петенька, это ты?

— Нет! — отвечал Мальников. — Нет.

— Петенька?

Она приближалась.

— Да нет же. Нет.

Совсем близко. Тяжело пахнуло нечистоплотной старостью.

— Э, дружище! Только без истерик!

Мальников почувствовал, как Вася теребит его за колено. Открыл глаза, с ужасом понимая: он только что хныкал. Самым постыдным образом. “Хныкал”, — подумал он и покраснел, как мальчишка.

Рядом давился смехом, прыскал куда-то себе в плечо оператор.

— Да ты, братец, совсем расклеился, — сказал Вася и качнул головой — мол, ничего, обойдется. — Телевизор — прибор с вредным излучением. Так мой дед покойный говорил.

Беспорядок в квартире оказался вполне приемлемым: обошлось без раскиданного грязного белья и заплесневелых чашек. Но на всякий случай Мальников решил не оставлять без присмотра оператора — вдруг выхватит что-нибудь, чего он сам не замечает, что-нибудь смотрибельно-гаденькое. Профессионал все-таки.

Проход, который Вася назвал “На работу” — Мальников выходит из подъезда и неспешно, с легкой задумчивостью на лице идет через двор, — сняли с первого дубля. Долго возились с коротеньким монологом, который Мальников должен был произносить, “стоя на своем балконе и весело щурясь от весеннего солнца” — так значилось в сценарии.

— Мне нравится быть в ответе за большое, нелегкое дело. Работать всерьез, по-мужски. Возможно, завтра один из тех, для кого я готовлю, возглавит созданную им партию, а послезавтра — как знать — станет национальным лидером.