Григорий Каковкин - Мужчины и женщины существуют

Савилов со Сковородниковым подъехали к искореженному хирсановскому джипу первыми. Некоторое время молча сидели в машине, дожидаясь оперативной группы. Когда спецы приехали, они осмотрели машину и тела. Хирсанов был еще жив, но его решили не трогать, потому что травмы были очень серьезные, и посчитали, что он все равно не жилец. Сняли номера с машины, подчистили места, где прорвались тормозные шланги. Достали ноутбук Хирсанова, чековую книжку и передали Савилову.

— Главное, чтобы долго искали, а так ничего делать не надо. Авария — и все, — сказал лейтенант оперативникам.

Когда собрались уезжать, водитель оперативки вспомнил про лежавшего в багажнике джипа барана — его решено было взять на Новый год, не пропадать же парному мясу.

Развернулись и спокойно, не нарушая правил, поехали в Москву.

Через несколько минут Сковородников сказал Савилову:

— Я бы сейчас музыку послушал.

Савилов включил и вспомнил про флейтистку Машу, про какую-то “Волшебную флейту” Моцарта, о которой она говорила, и потом почти всю обратную дорогу до Москвы думал о том, почему большие, видные чекисты женились на дамах от искусства.

Тулупова этого эпизода не видела — тогда она предстала перед Богом, но потом она смотрела сверху, как ее ищут дети, Сережа и Клара, ищут по всем моргам Москвы, зашли на сайт, позвонили Аркадию, рассказали, что она пропала. Раппопорт подключился тоже, но больше плакал, ревел белугой, и ей, наверху, было стыдно перед ним. Немного. А потом ее нашли, в небольшом морге при районной больнице. Там же, в реанимационной палате, лежал и Хирсанов.

Людмила видела, как ее отпевал старый батюшка в храме при каком-то новом кладбище. Он только что перенес инсульт и с трудом вел службу, спотыкаясь и не проговаривая слова. Она на него не обижалась, пусть работает, надо же семью кормить. Клара, наоборот, переживала очень, ей казалось, что это унижает и оскорбляет ушедшую в иной мир мать. Но потом она подумала, ей как будто сверху кто-то подсказал, что эти слова уже ничего не решают, все уже решено.

Потом были поминки, на которые Людмила Тулупова не пошла смотреть, они летали в небесах с Павликом, и она не слышала ни что говорила Марина Шапиро, ни что говорила Юля Смирнова — члены экипажа непотопляемой подводной лодки, ни Роза Сатарова, ни флейтистка Машенька.

Через две недели Клара очень хотела узнать, куда мать ехала и с кем, кто он был, этот Хирсанов. В интернете появилось сообщение, что один из авторов “Проекта разведения мостов” попал в сомнительную автомобильную аварию, что состояние у него тяжелое.

Клара купила курицу, сварила, потом еще купила апельсины и мандарины и поехала в районную больницу за почти двести километров от Москвы. Приехала — а его перевели в институт Склифосовского в Москву. Она — туда. Пока путешествовала по электричкам и метро, бульон прокис. Остались одни фрукты. С ними она и пришла в палату к Кириллу Леонардовичу Хирсанову. Ему стало лучше, но говорить он еще не мог. Только подморгнул ей и слабо кивнул головой, что вот выздоровеет и расскажет все. Она часто к нему заходила. Сидела, кормила, потом разговаривала, и однажды он ей сказал:

— Дорогая Клара, я украл некоторое количество кораллов и думаю, что в Италии мы бы могли их тратить вместе, пока я не умру или от любви к тебе и твоей молодости, или просто так от одиночества, если ты захочешь меня бросить. Я все понимаю и про маму, и про мой возраст, но я знаю, меня решили оставить в покое, и мы можем без препятствий уехать. Ангел мой, скажи, что ты об этом думаешь?

Так Хирсанов с Кларой оказались в Италии на берегу синего моря, по-настоящему синего. Сергей на лето приезжал к ним со своей подругой, а потом и женой Верочкой, которая училась в Академии труда и социальной политики уже почти десять лет. Она всегда что-то сдавала и не сдавала, брала академический отпуск и сидела дома. Она читала книжки и поддерживала чистоту в той самой однокомнатной квартирке с большим аквариумом на десятки рыб, а Сергей честно строил свой небольшой бизнес из нескольких торговых палаток в новом спальном районе Москвы.

На Пасху и в день рождения Людмилы Тулуповой, но никогда на Новый год они ходили на кладбище и иногда видели, что могилу кто-то прибирал раньше их, видели свежие цветы и обгоревшие свечи и даже однажды нашли висевшую под портретом еврейскую шестиконечную звезду, которую тут же убрали, потому что Людмила Ивановна Тулупова все-таки была православная.

И еще. Когда ее дети стояли возле могилы, они никогда не плакали, они почему-то были уверены, что она — счастлива.

Строка принадлежит моему другу, врачу и писателю Ивану Алексееву

Не женщина — а подарок (нем.).