Фарид Нагим - Земные одежды

Она гнала корову к дворику бабы Кати. Открыла дверь и прошмыгнула внутрь.

— Идем, Зорька, идем, — услышал он ее голос.

Корова задумчиво и длинно вздохнула, махнула хвостом и понесла свои раздутые бока в проем хлипких ворот.

Девушка заразила Димку, он изнывал и томился. Днем слонялся по заднему двору, ежеминутно выглядывая за ворота. Замирал, прислушиваясь к полуденно-жарким и протяжным стонам кукушки в кронах деревьев на острове. ее кукования холодным эхом отдавались в груди Димки, мучили своей эротической томностью. Ночью бродил под звездами, уходил на луг, пересекая пахучие, теплые сверху и холодные по ногам слои воздуха, спускался к реке и нисходил обнаженным в бездонно-черную невесомость. Он с болью смотрел на небо, деревья и звездную пропасть и однажды понял, что бессознательно ждет от них чего-то, ждет сокровенного действа в ответ на свою любовь, ждет совместной трансформации и слияния с этой великой и безучастной красотой.

Весь день Димка вывозил пласты спрессовавшегося навоза из сараев, разбрасывал по округе и быстро возвращался назад, боясь пропустить незнакомку. В обед он почувствовал чей-то взгляд. Обернулся, пристально посмотрел на плетень бабы Кати и уже хотел отвернуться к своей телеге, как вдруг из-за него поднялась девушка.

— Зачем вы делаете бесполезную работу? — она уперла ладошку в бок и накрыла ее сверху другою.

— Землю удобряю.

— Вместо того чтобы удобрять барханы, вы могли бы кизяк сделать, — она стеснялась смотреть на его голый торс. — Хоть будет чем деду зимой печь подтапливать. Не все ж дровами…

Димка слушал музыку ее голоса и улыбался от удовольствия.

— Вот мы с бабушкой рубим и там же складываем, чтоб сохло, — и вдруг она засмеялась.

Димка с улыбкой смотрел на нее.

— У вас вид такой… я вспомнила, как вы на сарай замахнули, бдымц, и уже на крыше!

— Да я и сам, блин, не заметил, как там оказался!

— Джеки Чан позавидовал бы.

— Да я что? Вот вы молодец! Даже красиво, как мать защищает своих детей!

— Какая мать? — нахмурилась она. — А-а, поняла… это же Аветисяны, беженцы, наши соседи, это их дети.

— А я подумал, что это ваши дети! — Димка не мог уже сдерживать предательски широко расползающейся улыбки. — Обалдеть, думаю, такая молоденькая девчонка… Так вы не замужем?!

— Нет, а что тут удивительного такого?

— Ничего, я так…

Она нахмурилась глупой улыбке Димы.

— Извините, у вас здесь что-то, — опомнился он и потер верхнюю губу. — Побелка или мука?.. Вот тут.

— Где?! Это не побелка. Это меня лошадь лягнула.

— Ничего себе, так и убить можно.

— Не знай, я маленькая была, не помню.

— Видимо, зашивали?

— Конечно.

— Больно?

— Не знай, не помню.

— Ничего, вам это даже идет. А как вас зовут?

— Ивгешка.

— Как?

— Евгения, а бабушка зовет Ивгешка. Она вас в гости сегодня приглашала, дядь Федь, если хотите.

— Извините, а чей же это был бугай? — Димка ликовал и словно бы не услышал приглашения.

— А-а, с казахской стороны, — она поправила локон и сдунула с губы соломинку. — Любви ищет…

Она усмехнулась, и под глазами появились припухлости, такие, что у Димки заныло в душе.

Димка еще долго слышал ее голос. Потом очнулся и вспоминал, что он здесь делает. За десять минут разметал все с телеги, разравнивал. Кудахтали соседские куры, а петух, боясь Димки, бегал возле сараев, склонив к земле плечо, злился и ревновал. Вилы были словно игрушечные, а телега будто сама рвалась из рук. Он поднимал такие пласты, что лопались и рвались древесные жилы посредине черенка.

— Ивгешка…

Разбросал навоз до оградки бывшей колхозной теплицы. За осень и зиму это все еще больше перегниет, за весну осядет, и к лету образуется прекрасный гумус.

— Дядя Федя, охренеть!

Он курил и прятал в пригоршне ладони улыбку — глупую и счастливую.

— Надо же, какое прекрасное имя — Ивгешка! И необычное такое…

Сердце сбивалось и поднималось высоко, Димка махал руками, вздыхал, иногда гортань сжималась в ликующем стоне. Потом пошел в дом.

— Эй, бабай, вставай. Война войной, а обед по распорядку!

Пообедали втроем, Васянка пришел в гости. Кушал он всегда в большом смущении. Хлеб, печенье или конфеты брал воровато и с опаской, точно его могли ударить по руке. Ел быстро, не поднимая глаз. Заставить его снять бейсболку было трудно — он отнекивался и шмыгал носом, закрывался в себе. И поэтому, наклоняя голову, иногда макал длинный козырек в пиалу.

— Дя Федь, а тебя Ивгешка в гости звала седня, баб Катина внучка, — как бы между делом сказал он.

— Это она просила передать?

— Да, она.

— Ясно. Она уже, кстати, пригласила, мы на задах встретились.

— Ясно. Вы уж не обижайте ее, дя Федь.

— Интересно. Как же это я ее обидеть могу?

— Как-как? Вот женитесь, тогда и узнаете.

После обеда Димка затопил баню, помылся и побрился. Подравнял виски. Развернул кофр и достал свой легкий летний костюм. Туфли затянул паучок паутинкой. Оделся и долго смотрел на себя в зеркало трюмо. Прижался лбом к холодной глади. Разделся и облачился в обычную свою одежду. Достал из холодильника экзотические городские подарки — большую бутылку мартини, баночку красной икры — маму хотел поразить.

Во дворе бабы Кати гуляли часто. Димка, сидя во тьме сада, слушал их деревенское пение, и ему хотелось пойти к ним, объединиться с ними в этой песне, почувствовать родство и восстановить забытую и потерянную им связь поколений.

Димка накормил деда. Ему казалось, что тот прочел его настроение и жует с ироническим видом и даже косится с неким намеком, разве что не подмигивает. И Барсик волновался больше обычного — ждал Димку у бани, потом сидел на террасе и смотрел, как он бреется, оценивающе обнюхивал новые штаны.

Дед уже заснул, а Димка боялся оставить его одного, как будто собирался надолго покинуть. Поднялся и начал дрожать, пресс сжимался и раскручивал судороги по конечностям. Зуб на зуб не попадал. Димка придерживал рукой челюсть, и она мелко и мощно дрожала в ладони.

— На свидание, думаешь? — спросил он у Барсика. — Ошибаешься. Мы разные поколения.

Давно он не испытывал таких странных, жгучих чувств, давно так не волновался перед встречей с кем-либо, да и волновался ли вообще.

Барсик было увязался за ним, но Димка отправил его спать. По дороге к бабе Кате остановился возле большого, древнего камня, будто и вправду оставшегося со времен океана. Именно в этом месте можно было поймать телефонную волну. Димка включил мобильник, постепенно засветились полочки билайновской связи, но пусто — ни эсэмэсок, ни сообщений о звонках, ничего — Димку не искали в Москве, и за все это время никто не позвонил, даже Танюха, ни разу.

На свет мобильника прилетели мотыльки, Димка щелкал кнопкой и нес в руке светящееся, живое облако. “Как красиво… Надо будет показать Ивгешке”, — радостно подумал он.