Фарид Нагим - Земные одежды

Заглушенный двигатель ныл в своих чугунных глубинах, остывал и пощелкивал. Нежные запахи листвы и острый нутряной дух земли и зерна мешались с запахами разогретых ремней и промасленных деталей. Димка выставил выгрузной шнек и лег на крыше кабины, ожидая машину. Его степной корабль тихо плыл в ржаных волнах. Миллионы колосков клонили тугие косы, сверху блестяще желтые, а понизу тяжко золотые. Изумрудными, ювелирными вкраплениями зеленели меж ними травинки. Иногда в лесополосе вскрикивала птица. Битком набитый бункер распирало мощью зерен, они даже выплеснулись на люк. Воздушный Гольфстрим легко шевелил волосы. В этом фоне он не сразу расслышал химические трели мобильного телефона. Номер оренбургский, но незнакомый.

— Алло.

— Федор Александрович?

— Да.

— Ой, Федор Александрович! — зачастила тетка. — Транспортная милиция Южно-Уральского направления беспокоит. Вы не могли бы приехать?

— Вы так говорите, будто это через две остановки! По какому вопросу?

— А у нас тут пять трупов. Один из них по описаниям вашу жену напоминает. Шрам на верхней губе. Документики посмотрите. Да вы не переживайте, много времени не займет. Часик полтора, это как понятых найдем…

Обнаженная, мраморная красавица Ивгешка лежала в маленькой привокзальной мертвецкой. Шрамик на губе посинел. Товарная бирка на пальце ее ноги, как на складе. Лицо было строгое и хорошее, как тогда, в церкви.

Потом было вскрытие и много других процедур, во время которых Димка отвечал на вопросы, бледным лицом мелькал в зеркалах, платил деньги, расписывался и случайно отмечал какие-то незначительные детали интерьеров, проявлял интерес к ним. При вскрытии выяснилось, что Ивгешка была на каком-то месяце беременности.

На похоронах Димка поседел. Он держал за руку дочь, и не понятно было, кто за кого держится и кто кого спасает.

Хлеб ушел с земли

Намолотили в среднем по 17 центнеров. Озимые дали по 37. Это мало, но для начала, для степной земли — слава богу. Однако Магомедов отказался помогать в реализации зерна.

— Арбузы — да, зерно — нет!

Он произнес это с вызовом и брезгливой усмешкой, словно ему ведомы тайны, недоступные пониманию упрямого агронома, и Димка впервые испугался за результаты своей зерновой политики, начал суматошно тасовать и отпихивать негативы страшных картинок. В дальнейшем пункт за пунктом сбылись все самые ужасные и, казалось бы, нелепые предположения.

Казахи с той стороны Илека не купили ни мешка. Зерном бесплатно завалили убогие закрома местных старушек, которые уже не знали, что с ним делать и куда его девать. Отгрузили в долг всем остальным односельчанам. Несколько десятков тонн ссыпали в кое-как отремонтированные колхозные амбары. Но самое главное — выйти на зерновой рынок России — им не удалось! Элеваторы отказывались принимать зерно под тем предлогом, что это нерентабельно, что поздние поставки, что оно некондиционное, сырое и это увеличивает затраты на сушку. А потом, уже через рабочих и водителей, Димка с Кандауровым узнавали, что Тиманские склады наполовину заняты прошлогодним иранским зерном. Элеваторы Урмантая работали с казахстанской и азербайджанской пшеницей, играя расценками в свою пользу. И даже на следующий год у них уже была договоренность на экспортную продукцию Италии, Испании и некоторых других стран Европы.

Взбешенный Димка добился встречи с директором Илимлинского холдинга. Поведение начальника было одновременно испуганное и агрессивное, казалось, что до прихода Димки он делал что-то стыдное и теперь спешно пытается скрыть это.

— Уважаемый, если я посчитаю, во что вам обойдется сдать зерно, то… — агрессивно начал он.

— Посчитайте.

— Да не проблема! — он замешкался, начал испуганно щелкать мышкой компьютера. — Вообще рынок зерновых избыточен, кризис перепроизводства… Вот… Приемка зерна обойдется хозяйствам в 75 рублей тонна, очистка — 30, сушка — 75 рубликов, хранение — тоже 75 рупь. Посчитали? И, да, это я прошлогодние цены озвучил.

— Понятно.

— Вот вы выращивали арбузы, и выращивайте, а зерно, зерно извините.

Димка затрясся и стиснул спинку стула.

— Вы враг народа! — сказал он дрожащим голосом. — Я это не в сталинском, а в общечеловеческом смысле. Вы нарушаете равновесие добра. Вы будете наказаны…

Кандауров просунул в щель двери руку и потянул Димку за рукав. Директор опустил голову и пожал плечами.

Далее работать было бессмысленно. Дорожало топливо. Тонна солярки стоила 1900 рублей, тонна зерна — 300. Вот и вся зерновая политика. Поля остались неубранными.

Арбузы сеяли два раза. Взошло только на тех полях, которые были вспаханы осенью — они больше сохранили влаги. Появились плети, потом редкие арбузы, не больше десятка на сорок гектаров. В конце июля из-за аномальной жары все они сварились в своих полосатых оболочках.

В августе быстро собрались и уехали Зайцевы. Димка знал, что скоро, чтобы поспеть к первому сентября, за ними потянутся остальные. Все было кончено, засуха выжгла скупой урожай и сенокосные угодья, а у околицы уже стояли безжалостные кредиторы, защищенные всей мощью государственного аппарата страны.

Димка стоял на крыше правления. Со стороны Казахстана надвигался грозовой фронт. Деревья жужжали свернутыми в трубочки листьями, бились на ветру и резко замирали. Посинела земля и желтая листва, облетевшая раньше времени, помрачнели крыши, и только новая жесть правления ослепительно сияла, будто вобрав в себя весь окружающий свет. Из косматого, расхристанного облака пружинно выскакивали молнии, и Димка отшатнулся от увиденного — там, куда они ударяли, загоралась земля. Разломилось небо и над ним. Грохот и фотоаппаратная вспышка в глазах.

— Чен-Гир… Чен-Гир, — грохотало вокруг.

— Лл-Ау, Лл-Ау — разносилось эхо.

Первой загорелась верхушка старого карагача.

Дима поднял глаза и взмолился, в черном небе трепетал серый флаг, который они когда-то вешали с Колькой, китайская ткань полиняла и выгорела.

Пробуждение

В саманном бараке бригадного стана было очень душно, и они вынесли матрасы во двор, расстелили и легли под звездным небом. Часть звезд ровно срезал склон огромной зерновой горы, выросшей на растрескавшемся плацу мертвого ТОКа. Гора намокла и прела, от нее веяло мучнистым, младенческим теплом.

— Угадайте с трех раз, кто играет роль первой скрипки в мировой торговле зерном? — спросил Кандауров.

Сашка Лебедкин тихо сопел, а Димка ворочался и кряхтел, не мог улечься удобно.

— Чего ты, Федор? — удивился Кандауров.

— Да мешает что-то, кочка, что ли.

— Да бог с ней. Сдвинь матрас.

— Ну и кто? — вдруг отозвался Сашка.

— Америка.

— Какая пошлость! А помнишь того мудилу из Сорочинска, грит, у нас с весны зерно из Алжира и Марокко. Дешевле вашего. Брехня?