Илья Штемлер - Завод

— В Таллин. Судно принимаем новое… И вроде в Амстердам идем, с пробкой и станками. Оттуда отфрахтуемся на Лондон… Теперь у меня к вам вопросы, сэр…

— Вопросов не надо. — Иван Николаевич переключил скорость, освободил правую руку, достал из внутреннего кармана пакетик и протянул Адьке. — Ровно сто двадцать целковых. И вот еще… Привези ты мне лекарство от гипертонии, а? Эти браслеты дерьмо собачье. Сколько обещаешь, а не везешь.

— Так ведь дорого, Иван Николаевич. Не то что у нас. Три шкуры за лекарство дерут капиталисты. — Адька похлопал Ивана Николаевича по плечу. — Привезу. Старому заслуженному компаньону привезу. Потом пересчитаем по курсу — один к шести. Название выписали?

Иван Николаевич кивнул и, не сводя глаз со светофора, подал Адьке листочек.

Серое массивное здание вокзала замыкало центральную магистраль. Иван Николаевич ехал медленно, примериваясь, где остановиться. Машин было множество, как перед ипподромом в день скачек.

— Ладно. Я тут быстренько. — Адька стянул с заднего сиденья чемодан. — Ну, Алехин, вернусь из рейса, чтобы свадьбу сыграл. Подарок за мной. — Адька торопливо пожал ладонь Кирилла. — Притормозите, сэр, я соскочу на мостовую.

— Сэр — это дворянский титул, молодой человек, — с неожиданной серьезностью произнес Иван Николаевич. — А в моем роду дворян не было.

— И, судя по обстоятельствам, не будет. — Адька попрощался и вылез из машины.

— Эх забыл! — Иван Николаевич включил зажигание. — Все хотел спросить у нашего моряка, как в его кругах относятся к тому, что дельфины между собой переговариваются. В газете прочел. — Иван Николаевич переждал и с любопытством взглянул на Кирилла в зеркало. — Что с вами, любезнейший? Молчите всю дорогу. Больны?

— Вы просили, чтобы я пришел с Адькой. Зачем? — спросил Кирилл.

— Вначале объясните свое загадочное поведение. Что с вами?

— Неприятности у меня, Иван Николаевич. — Кирилл положил локти на спинку переднего сиденья. И принялся рассказывать. И о станке. И о Сопрееве. И о Юрке Синькове. И об отце. И о Грекове. Рассказал и об отбракованных деталях, что хотят подлатать и пустить в месячную программу. И весь рассказ у него получился складный, все события переплетались между собой. Кирилл рассказывал и удивлялся себе, как гладко все получается. Оттого, что существует связь между ним и тем, что окружает его. Только почему он делится с этим стариком? Что старик понимает в его делах? Но удержаться не мог…

Иван Николаевич слушал внимательно, немного повернув голову, чтобы лучше слышать. И Кирилл понял, почему он разоткровенничался — ему было приятно рассказывать старику. Просто приятно. Оказывается, как это много значит.

На площади перед ипподромом Иван Николаевич сбавил скорость, ловко сманеврировал, подал машину к тротуару и выключил зажигание. Но из кабины не выходил…

— Я вот что думаю, Кирилл, дружок… В войну меня ранило в ногу. И я очутился в плену. Знаете, в трудных условиях человеческий организм иной раз напрягается и такое выдает, что в любом санатории руками разведут. Словом, перевезли меня во Францию, на рудники. Отмытарил я там два года. Закончилась война. Явились союзники. Стали предлагать работу и в Мексике, и в Аргентине, и в Европе… А я хотел одного — вернуться в Россию. Это была главная цель. Я писал в различные организации, протестовал. И меня отпустили. Зачем держать человека, если он не хочет? Не гладко сложилась моя судьба в дальнейшем, но не об этом речь. По главному я вроде успокоился — я вернулся. В любых обстоятельствах существует главное, чтобы душа не ныла. И мне кажется, главное для тебя сейчас — остаться на заводе. Никуда не рыпаться, прости меня за грубость…

Они вошли в зал — Иван Николаевич и позади него Кирилл. Три бесшумных потолочных вентилятора неторопливо вращали крыльями, словно перемешивая серую многоликую массу людей, снующих в огромном душном помещении.

Кирилл так и не успел выяснить, зачем он понадобился старику, и решил положиться на ход событий. Они проталкивались к центральному выходу на манеж, когда на дороге лиловой башней выросла Розалия Федоровна, грозно оглядывая с ног до головы Ивана Николаевича.

Старик засуетился. Его величественная спина обмякла, он искоса взглянул на Кирилла и передернул плечами.

— Я подожду у выгона, — Кирилл прошел вперед, отодвинув плечом лиловую тетку.

У выгона, как обычно, народу было немного. В основном детвора, чьи родители сейчас на трибунах занимались сложным раскладом достоинств лошадей по книжечке-программке.

Кирилл спрятал руки в карманы и привалился плечом к забору. На лужайке паслось пять лошадей. Изредка перебирая длинными сухими ногами, они склоняли свои широкие шеи к траве. Иногда какая-нибудь из них поднимала голову, к чему-то прислушиваясь, и, тряхнув аккуратно расчесанной гривой, снова опускала морду к траве. Пригасающий дневной свет отражался от лоснящейся, словно покрытой маслом кожи, и от этого лошади казались воздушными, тихими.

Рядом с Кириллом остановился парень лет двадцати. Он ел сливы и швырял косточки лошадям. Дети смеялись. Лошадь, которая паслась поближе, накрыла мягкими губами косточку и отошла в сторону.

— А, не нравится? — радовался парень. — Боишься подавиться?!

Кирилл оттолкнулся плечом от забора, сделал два шага и приблизился вплотную к парню, не вытаскивая рук из карманов.

— Я могу тебя побить.

— Чего? — удивился парень.

— Побью я тебя, пожалуй, — задумчиво произнес Кирилл.

Странный деловой тон озадачил парня.

— За что же? — поинтересовался он.

— Так просто… Вначале я тебе дам в правое ухо, мне так сподручнее. А потом, пожалуй, дам и в левое, для равновесия.

— Ты что, чокнутый? — парень заволновался.

— Скажи еще чего-нибудь. Разозли меня, для разгона.

— Пьяный, да, пьяный? — парень быстро оглядывался по сторонам.

— Не то говоришь, — вздохнул Кирилл. — Обругай меня как-нибудь. Только негромко, тут дети… Или лучше так, стукни меня ты, для затравки.

Дети, притихшие было поначалу, вновь развеселились. Им показалось забавным то, о чем так серьезно беседовали эти двое. Но тут подошел Иван Николаевич.

— Вы это что, петухи? — Он взял Кирилла за локоть.

Появление Ивана Николаевича успокоило парня. Он заносчиво не сводил, как он полагал, грозных своих глаз с Кирилла, приговаривая сквозь зубы:

— Не мешало б тебе накостылять, не мешало б.

Но Кирилл уже не обращал на него внимания. Сэр Джон увлекал его в сторону.

— У меня к вам просьба, Кирилл. Так, пустячок. Любезность… Не смогли бы вы получить в кассе выигрыш по двум билетам?

К институту Кирилл подъехал в начале восьмого. Перерыв между лекциями кончается в семь: жди теперь целый час. У деканата висело расписание занятий, из которого было ясно, что Лариса сейчас находится в тридцать второй аудитории.