Владимир Топорков - Отцовская гармонь

В памяти всплывают отёчное лицо Шуры, её ватные ноги, на которых от прикосновения остаются глубокие ямки, вспухшие от слёз глаза матери, и я решительно прыгаю вниз, стаскиваю проклятый ящик. С минуту я стою в недоумении посреди комнаты, потом хватаю со стола нож – Демьян Семёнович, видно, забыл – и остервенело начинаю кромсать им мехи любимой моей гармошки. Не объяснить, зачем я это делаю; скорее всего, чтоб не досталась она никому, чтоб знала тётка, что её воровство раскрыто. Гармонь, как живая, протяжно вздыхает от каждого моего удара, но я неудержим. Останавливаюсь я только тогда, когда Демьян Семёнович, привлечённый шумом в комнате, круто поворачивает меня к себе, орёт:

– Ты что делаешь, щенок?

Я задыхаюсь от злости, хочу что-то сказать, но с губ слетает только шипение. Потом я приседаю, сбрасываю с себя руки Демьяна Семёновича, выскакиваю в коридор, хватаю шинель, наскоро обуваюсь и вываливаюсь на улицу. Грязь летит из-под моих мокроступов в разные стороны, серебрится под лунным светом на шинели, но я не обращаю на это внимания. Я шагаю в общежитие, подальше от тёткиного дома, где осталась истерзанная гармонь, и мне кажется, что и в мою грудь кто-то безжалостно всадил нож.