Денис Драгунский - Господин с кошкой

В общем, уехала она в командировку, а бандитам объяснила, где спальня. И окно оставила незапертым. Жили они в собственном доме.

Ну, бандиты влезли в дом. Вошли в спальню на цыпочках. Видят: спит молодой красивый мужик, похрапывает, зубы белые блестят. Жалко стало. Но деньги-то взяли! Что делать? Хряснули ему по морде со всей силы, схватили часы и сахарницу и удрали.

Галина Сергеевна приехала и так была ошарашена, что пожаловалась своему знакомому, начальнику РОВД. Чтоб он поймал и посадил этих бандитов.

Бандитов он поймал. По серебряной сахарнице и золотым часам.

А они ее сдали, конечно. Так что ее тоже судили. Адвокат напирал, что это она от отчаянной поздней любви. Валерка плакал: Галочка, за что ты меня так? А она рыдала: Прости меня, солнышко!

Он простил. Но ей все равно дали два года в колонии-поселении.

Валерка ездил к ней все время, передачи возил. И поступил в вуз на заочное.

Но когда она вернулась — вышла замуж за того адвоката. Солидный пожилой мужчина, лысый, с палочкой, еврей, кандидат юридических наук. Восстановилась на работе. Снова стала в полном порядке в смысле денег и связей.

Правда, она Валерке зубы вставила за свой счет, по высшему классу. И платила ему шестьдесят рублей в месяц. Вроде как алименты.

Но когда он получил диплом и женился, платить перестала.

Это правильно.

Карманов полгода честно делал проект, но его кинули. С особым цинизмом: инвестор, оказывается, собрал по этому проекту две группы, чтоб посмотреть, у какой будет лучше получаться. Как бы необъявленный конкурс.

За последний месяц, естественно, не заплатили. Инвестор прилетал из Франции на личном бизнес-джете (о чем сообщал, жалуясь на дороговизну жизни) и жил на Тверской в Карлтоне, где встречался с Кармановым в роскошном кафе. Задним числом особенно взбесил тот факт, что инвестор была женщина. Довольно красивая, кстати. Это было еще обиднее.

— Сука подлая! — свирепо сказал Карманов сам себе и сплюнул на брусчатку у дверей Карлтона.

— Это жизнь, — ответил ему внутренний собеседник, как бы Карманов-2, более гибкий и терпимый. — Возьмем тебя. Разве ты не стремишься к надежности? Разве ты не хотел бы гарантировать успех проекта?

— Мужик бы так никогда не сделал! — оборвал его Карманов-1.

Но призадумался.

Обиду, нанесенную одной женщиной, легче всего выместить на другой женщине. Или даже на двух-трех-четырех. Тем более что Карманов собирался жениться. Поэтому он с особым цинизмом завел четыре серьезных романа. Один, правда, тут же оборвался: перед тем, как первый раз лечь в постель, она долго чистила зубы специальной ниткой. Карманов ждал-ждал ее голый у дверей ванной, а потом оделся и ушел. Осталось три. Две москвички и одна приезжая. Потом одна из москвичек устроила ему сцену: либо мы муж и жена, либо как хочешь! Карманову льстил такой напор, но он еще не решил; пытался поволынить, но она его выгнала. Так что остались две.

Карманов стал с ними жить вплотную. Формула была такая: мы взрослые люди и должны проверить чувства в повседневном быту; но мы пока не муж и жена, поэтому у меня могут быть свои дела, отлучки и командировки. С москвичкой он жил на ее даче, а для приезжей снял квартирку.

Они были чем-то похожи, внешне и даже немного по характеру, и ему нравилось искать в них тонкие различия, прислушиваясь к собственным чувствам. А сам он почти раздвоился: с приезжей жил грубоватый и прямой Карманов-1, а с москвичкой — нежный и задумчивый Карманов-2. Было очень увлекательно. Но москвичка вдруг стала холодна и отрывиста. Тогда он обнял ее за плечи и сказал:

— Катя, выходи за меня замуж. Я люблю тебя. По-настоящему люблю. — Он говорил чистую правду, у него даже голос задрожал.

— А как же Настя? — спросила Катя.

— Какая Настя? — помертвел Карманов.

— Как то есть какая? — Катя даже руками всплеснула. — А мы с Настей решили, что вам лучше с ней пожениться, у вас с ней как-то лучше получается, точно.

— А ты ее откуда знаешь?

— Мы же сестры, ты что, дурак? — засмеялась Катя.

Я гулял со своей сокурсницей вдоль ограды университета. Был вечер. Шел легкий дождь. Совсем стемнело. В черных лужах отражались окна, фонари и фары. Как на картинах советских художников семидесятых годов.

Про такие картины на выставках говорили: Смотри! Наш проспект Вернадского. А это новый цирк! Здорово, правда?

Здорово, еще бы. Прямо как в жизни. А вот и парень с девушкой идут под дождем. Прямо как мы с Ларисой.

Мы гуляли и разговаривали. У нас был тяжелый и прерывистый роман. Но в этот раз мы не выясняли отношения, а просто болтали.

Дождь пошел сильнее. Лариса была в сапогах. А я был в красивых бежевых ботинках с двойными пряжками. Их мама привезла папе из Голландии. Папа их не носил, они ему были маловаты. А мне как раз.

— Ты ноги не промочишь? — спросила она.

— А ты?

— У меня сапоги непромокаемые, — сказала она.

— У меня тоже.

— Неправда, — сказала она. — Вот как они потемнели. Значит, промокли. Пошли к метро, поедешь домой.

— Что это ты такая заботливая? — сказал я.

— А вдруг ты простудишься и заболеешь? — сказала она.

— Заболею и умру? — засмеялся я.

— Умрешь еще ладно, — сказала она. — Хотя, конечно, жалко. А вот вдруг ты заболеешь тяжело?

— И что тогда? — спросил я.

— Тяжело заболеешь, — вздохнула она, — и останешься калекой на всю жизнь. И я тогда выйду за тебя замуж… — Она помолчала и добавила: — Потому что я тебя люблю.

Она первый раз это мне сама сказала. До этого я ей объяснялся в любви, а она улыбалась и отвечала что-то вроде: спешу вас заверить в нашей полной взаимности.

— Правда? — тихо спросил я и взял ее за руку.

— Да, — она высвободила пальцы, — я тебя люблю, это во-первых. Но во-вторых, у меня в такой ситуации просто не будет выхода. Я ведь буду просто обязана выйти за тебя замуж, раз ты гулял со мной, простудился, заболел и стал калекой на всю жизнь. Я ведь хорошая девушка из хорошей семьи. Меня так воспитывали. Поэтому ты не поверишь, что я вышла за тебя замуж просто по любви.

— Поверю, честное слово, — сказал я.

— Это ты сейчас так говоришь, — сказала она. — А потом ты будешь все сильнее думать, что я вышла за тебя из чувства долга. И возненавидишь меня. А я возненавижу тебя. За то, что ты так ответил на мою чистую жертвенную любовь. Наша жизнь превратится в ад. Потом я тебя отравлю. Но меня изобличат. И посадят в тюрьму. И наши дети останутся сиротами. Так что иди к метро.

— У нас будут дети? — засмеялся я. — Мальчик и девочка? Или два мальчика?