Николай Наседкин - Люпофь. Email-роман.

Но вдруг улыбка слетела с её губ, глаза сузились, взгляд скользнул куда-то мимо Алексея Алексеевича, за его плечо. Он, ещё не обернувшись, мгновенно понял: облом! И точно, к ним приближалась размашистым шагом Дарья Николаевна (да как же она выследила?!), лицо её полыхало — хоть прикуривай. Это случилось в первый раз, чтобы она увидела-застала их с Алиной вместе. Домашнев струхнул: ну всё, сейчас жена прямо с ходу вцепится в волосы девчонки и начнётся бесплатный цирк — народу-зрителей в парке, несмотря на будничный день, было предостаточно. Однако ж Дарья Николаевна в метре от них остановилась, словно наткнулась на невидимую стену, протянула руку к Алине, как бы пытаясь схватить за плечо, но лишь неуверенно, как-то нелепо помахала ею в горячем воздухе, то ли грозя, то ли просто жестикулируя, спросила почти в полный голос:

— И не стыдно? Не стыдно, я спрашиваю — вот так свидания устраивать прилюдно?

На них заоборачивались. У Домашнева притиснуло сердце. Но не от этого, не от скандальной позорности ситуации, а от того, что губы Дарьи так жалко, по-детски дрожали и кривились. Он даже испугался, что сам сейчас заплачет от жалости, стиснул зубы, ухватил жёстко, почти грубо упорно молчавшую и всё так же нелепо лыбящуюся Алину за локоть, потащил прочь, к выходу из парка в сторону моста. Через полсотни шагов обернулся — Дарья стояла на том же месте и смотрела им вслед. Алина шла-поспевала за ним молча и покорно.

Только много позже, уже в постели, уже после полного утоления телесного голода, они заговорили об этом, и дело чуть не дошло до ссоры. Алина заявила, что силы её на пределе, что она устала встречаться тайком и чувствовать себя «воровкой», что он должен наконец что-то придумать, что так дальше продолжаться не может… Еле-еле Алексею Алексеевичу удалось спустить разговор на тормозах, казалось бы, уверить-убедить Дымку не гнать лошадей, потерпеть, как уговаривались, до Рождества…

Они встретились и на следующий день, и совсем по-прежнему, ненасытно, неистово и сладко любили друг друга. Особенно возбуждённой была Алина. Одна из её придумок особенно покорила Домашнева — Алина дополнила-обострила ею, как она сама выражалась, «старую добрую классику»: как только он входил в неё, Дымка тут же проникала язычком в его ухо, в самую глубину и начинала параллельно такое вытворять, что Алексей Алексеевич терял чувство реальности и переставал порой понимать, кто из них «входит», а кто «впускает», кто «любовник», а кто «любовница»… И потом, в минуты релаксации, лезли ему в голову вязкие ненужные мысли насчёт того, что очень уж Алина для своих 20‑ти лет и скромной «чашкинско-сексуальной» практики опытна и раскованна в постели…

Через пять дней после приезда и каждодневных бурных встреч с Алиной Домашнев почувствовал, что если не даст себе (и своему Ваське!) передых — вполне может во время очередного свидания опарафиниться. Да и дел накопилось невпроворот — заседание кафедры надо было готовить, на огород съездить… Договорились с Алиной сделать 13‑го июня «выходной». Тем более, и по календарю это было воскресенье.

Эх, если б знать Алексею Алексеевичу, какой роковой ошибкой это аукнется!

В этот день дома у Алины сломался-отключился телефон (вот и не верь после этого в приметы и знаки судьбы!), так что ни позвонить, ни в Инет выйти так просто она не могла. Но всё же в половине третьего дня прислала Домашневу пространный мэйл с городского Интернет-центра:

domashnev@mail.ru , 13 июня, 14–35 (Да здравствует прогресс!)

Привет, солнышко! Я таки добралась до Инет-центра, о котором ты говорил. А тут всё работает, значит Баранов всё же не лохушник! Я, миленький мой, по тебе соскучилась!

Вчера на заднем стекле автобуса было написано: «Я тебя люблю!» Может, ты видел? А я вот только узрела, когда почти до моей остановки докатила. В продолжение этой темы пишу-кричу — Я ТОЖЕ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! ОБОЖАЮ! УЖЕ СКУЧАЮ! ЖДУ! ДУМАЮ!

Сегодня дома сидеть не могу — тоска. На брата насела, выпросила мобилу, позвонила Ленке — предложила погулять, она любезно откликнулась и меня спасла от «схождения с ума». Меня будто на необитаемый остров высадили. Без цивилизации — труба! А без тебя и подавно! Но я знаю, что ты тоже сейчас думаешь обо мне и скучаешь!

Пойду сейчас с Ленкой гулять. У нас с ней стрелка в 15–00. Тебе письмо допишу, и к ней. Шрифт здесь жутко маленький, потерпи, моя конфетка! За окном вроде прояснилось, но надеюсь, что ты не поехал на огород (а вдруг ещё зальёт-польёт!).

Как я рада, что ты у меня есть, а я есть у тебя! Помни об этом, когда уж совсем туго будет! Мы — вместе! И это такой подарок судьбы, о каком и мечтать я не думала!

Как там Д. Н. себя ведёт? Мучает? Она когда-нибудь успокоится? Ладно, Бог с ней, Он ей поможет (должен помочь!).

Завтра позвоню, наверное, опять от братка — договоримся о встрече. Положила сегодня ему на счёт деньгу, поэтому он не бурчит. Вот, блин, влетела я на праздники с этим телефоном!

Милый, любимый, котёнок мой, до завтра! Буду думать, мечтать, скучать! Засыпать с мыслью о тебе! И проснусь тоже с ней!

Целую в губки и самые запретные места! Как бы я сейчас хотела тебя обнять крепко-крепко, ну да ладно, может, завтра (дай Бог!) у нас будет ещё один праздник — встреча!

Твоя девочка Аглая.

На следующий день они встретились сразу на квартире. Алина, на удивление, была сдержанна в ласках и о прошедшем воскресенье рассказывать не торопилась. Домашнев знал, что домой она заявилась поздно (раскрыла его ответный мэйл в час ночи), и, когда они нежились уже в традиционной совместной тёплой ванне перед уходом домой, спросил как бы равнодушно:

— Ну что, нагулялась вчера? Отдохнула от меня? Может, с кем познакомилась?

— Перестань! — не глядя ему в глаза, ответила Алина. — Ты же знаешь, я терпеть не могу этих твоих шуточек… Бродили с Ленкой по Набережной, к её знакомым в гости попали — шашлыки, пиво, диски послушали… Нормально всё!

Алексей Алексеевич уточнять детали не стал. Словно предчувствовал.

И как-то так получилось — не виделись после этого почти неделю: дела, что ли, закрутили? Общались изредка по телефону да в Инете. А 20‑го, уже после свидания (было всё о’кей — горячо и сладко!), к её традиционному поздневечернему мэйлу с благодарностью за «чудесный секс» и пожеланиями «жарких» сновидений был прицеплен файл текста под названием «91/2 часов», сопровождаемый странно-неловкими оговорками: «Высылаю тебе свой новый шедевр — теперь в прозе. Не суди строго — это ведь первый блин! Хоккей? Фантазёрка я ещё та! Мне кажется, что я вряд ли вообще когда-то напишу что-либо стоящее и настоящее, произошедшее и прочувствованное в реальности-действительности…»

Когда Алексей Алексеевич взялся читать эту «фантазию», сердце у него тут же, с первых строк-абзацев, притиснуло и давило всё сильнее и тревожнее. Да и то!