Александр Стесин - Бронкс (Рассказы)

– Он про эти дела знает не хуже вашего. Если б захотел, сам мог бы доктором работать, – с неподдельной гордостью сказал Карлос Фуэнтес.

– Да, вена идеальная... Скажи, а ты не помнишь, какого числа тебя к нам привезли?

– А три дня назад. Какое у нас было тогда число? Двадцать пятое, кажется? Меня какой-то индус принимал... Марзал, Мурзим...

– Назир?

– Ну да, он. Я, между прочим, три часа в травмпункте провалялся, прежде чем до меня очередь дошла. Думал, концы отдам. У вас всегда так, доктор?

– Да что ты к доктору привязался! – вступился старший брат. – Не он виноват, коньо, виноваты индусы, они везде!

Между тем самого главного я так и не выяснил; и где искать того безымянного пациента, чей ВИЧ-статус требовалось установить? Очевидно, его занесли не в тот список или вообще никуда не занесли, бюрократическая неразбериха в “Линкольне” не знает пределов. Вполне возможно, что его и вовсе нет в госпитале: отойдя от наркоза, многие бойцы предпочитают не дожидаться утреннего обхода и обязательного визита полиции. Но больничные коридоры неисповедимы. Возвращаясь в дежурную комнату от братьев Фуэнтес, я по чистой случайности заглянул в одну из соседних палат и – бывают же чудеса – увидел там своего “анонима”.

Он сидел на краю кровати как ни в чем не бывало – здоровый, подтянутый, всецело поглощенный игрой в шахматы с одноногим стариком-соседом. Соседа я, кстати, узнал: это – Анхел Сото из больничной компашки Лопеза. Когда-то он прослыл одним из самых свирепых бандюг в Южном Бронксе, но, потеряв ногу (не боевое ранение, а просто запущенный диабет), сошел с дистанции и теперь околачивался здесь, грозясь подать в суд на всех и вся, если ему не введут дополнительную дозу морфия.

Оторвав взгляд от доски, аноним радостно замахал руками, приветствуя меня как старого знакомого, хотя он-то меня помнить никак не мог.

– Буенос диас, как самочувствие?

– Бьен, папи, грасиас а Диос!

– Извини, что беспокою, но тут такое дело... – Я не знал, как начать. – В общем, тебя когда-нибудь проверяли на СПИД?

– Ке? – Аноним посерьезнел и, помолчав с минуту, широко развел руками. – Сорри, доктор, но абло инглес...

– Ну эль СИДА. Проверяли или нет?

– Но компрендо, доктор.

– Ладно, подожди, я сейчас.

Через десять минут я вернулся в сопровождении Рэйчел Кац и “переводного телефона”. Этот телефон с двумя трубками – чуть ли не единственное исправно работающее устройство в “Линкольн-Хоспитал”. По нему всегда можно вызвать штатного переводчика. Подключив аппарат к сети, Рэйчел вручила одну трубку пациенту, а другую взяла сама: “В общем так, папи , три дня назад вот этот доктор принимал участие в твоей операции. Во время операции у него произошел контакт с твоей кровью. Поэтому нам нужно проверить тебя на СПИД и гепатит С. Все, что от тебя требуется, это подписать разрешение на анализ. Если анализ даст положительный результат, тебя поставят на учет и проинформируют о возможной терапии. Все понятно?”

На другом конце провода защебетали по-испански. Аноним растерянно поддакивал, смотрел то на меня, то на Рэйчел и переспрашивал, не понимая, чего от него хотят. Потом, наконец, понял и расписался детским почерком. “Эрик Ринальдо-Гитьеррез”.

– Вот и все, – бодро сказала Рэйчел, когда мы вышли из палаты, – теперь тебе осталось только сходить к инфекционщикам, заполнить все бумажки на случай, если придется проходить профилактический курс. Потом возьмем у него кровь, сдадим на анализ, и можно будет жить спокойно.

– Слушай, а может, не надо всей этой возни? Вероятность-то в любом случае небольшая... Может, черт с ним?

– Ну я не знаю, тебе решать. Оформить инфекционный запрос – дело пяти минут. Я бы на твоем месте проверила, но я в таких делах известный параноик. А ты поступай, как считаешь нужным.

Страх перед возможностью узнать худшее – сильнее, чем страх неопределенности. Легче пребывать в неведении, чем заставить себя что-то сделать; лень – союзница малодушия. Словом, ни к каким “инфекционщикам” я так и не пошел, успокоив себя мыслью, что многие из местных хирургов, даже уколовшись кривой иглой, не делают из этого события.

Через две недели я столкнулся с Гитьеррезом при выходе из метро. Было около семи утра, самое безлюдное время суток.

– Доброе утро, доктор, ты меня еще помнишь? – Он задрал голову, демонстрируя шрам.

Странно: на этот раз он говорил по-английски, причем говорил, как мне показалось, почти без акцента.

– Привет, привет, как себя чувствуешь? Оклемался? – Я почему-то обрадовался ему как родному.

– Слава Богу, папи, слава Богу... А насчет той вещи ты не беспокойся, меня проверяли перед выездом из Пуэрто-Рико.

В тоннеле под нами застучал подходивший к платформе поезд, и минуту спустя мимо нас промаршировали двое-трое идущих на службу. Работники больницы, не иначе.

Возвращаясь с дежурства (привычный путь от “Линкольна” до метро), я глазею по сторонам и думаю о том, что нет ничего тоскливее, чем предутреннее спокойствие “неспокойного района”. Как будто в этом затишье отражается все одиночество живущих здесь людей. Справа по борту виднеется магазин-барахолка, где вперемешку с подержанными вещами продаются патриотические значки и куклы-статуэтки Девы Марии. Дальше – склад, кирпичные стены, расписанные традиционными граффити. Кое-где расклеены афиши, какие только и увидишь в Южном Бронксе: “ Время пришло! Спаси свою душу сегодня в 10:00 ч., 12:00 ч. и 15:00 ч. ” Снизу указаны адрес церкви и имя священника.

г. Нью-Йорк