Джереми Кларксон - Рожденный разрушать

Поэтому мы с Адрианом и полетели.

Ну, то есть не совсем так. Я хотел хорошо оттянуться. Я хотел поужинать прямо на плоском животике украинской проститутки, одновременно занюхивая дорожку розового кокаина со спины золотого лебедя. Адриан, наоборот, хотел стоять в очередях за хлебом и рвать на груди рубаху в знак солидарности с борьбой рабочего класса за контроль над фабриками и заводами.

Поэтому перед отъездом он связался с переводчиком — художником, который обещал показать ему эту борьбу, — а я позвонил ребятам из русского издания журнала Top Gear, чтобы нашли тех, кто мог пособить с лебедем и голой украинкой.

В аэропорту Адриана встречал его загадочный переводчик в раздолбанном такси, а меня — Maybach. Кроме того, там был Cadillac Escalade, полный полицейских в полувоенной форме с автоматами — отборных живых машин с картофельными лицами, время от времени что-то говоривших в браслеты.

Адриан оглядел такси и загадочного переводчика. И секунду-другую в нем шла борьба: отправиться ли с ним или все же залезть вслед за мной в кремовый Maybach.

Этот автомобиль, как и автоматчики, принадлежал бизнесмену (назовем его Матвеем), и я было подумал, что это для самоутверждения. Поскольку он просто издатель журналов и производитель шариковых ручек.

Но оказалось, что защита из плоти и металла отнюдь не показуха. Три года назад Матвея похитили чеченские террористы. Его избили, приковали наручниками к бывшему спецназовцу, завязали глаза и поместили в квартиру в одном из монотонно-серых монолитно-многоэтажных московских предместий.

Чеченцы позвонили его отцу, жившему в Испании, и сказали, что, если не получат $50 миллионов через пять дней, убьют парня. Его отец прорычал: «50 лимонов? Да пошли вы!..» И вырубил свой мобильник. На два дня.

Пять дней Матвей ждал, пока похитители утратят бдительность, а затем выпрыгнул через окно на пятом этаже. Трудно сказать, что раздробило его ноги — удар о землю или пули, выпущенные охраной ему вслед. Но так или иначе, он дополз до соседнего шоссе, остановил проезжавшую машину и за следующие семь месяцев постарался упрятать в тюрьму всех до одного бандитов, где, спокойно сказал он, каждого ожидала какая-нибудь неприятность с летальным исходом.

Мне очень понравился Матвей. Но вот что действительно потрясает: Адриану, который не очень любит людей, пока не узнает получше, после чего не любит их еще больше, он тоже понравился. Подозреваю, отчасти потому, что Матвей водил нас в хорошие рестораны.

Он предложил «Пушкинъ», где, наведываясь в город, обедают Клинтон и Кофи Аннан. Там подают и борщ, и другие блюда. Я хотел попробовать все — ведь они стоили по миллиарду, — но Адриан спешил. Ему достали приглашение на особую вечеринку, где он обещал меня удивить.

Удивил и Матвей. Доставить нас на вечеринку, разумеется, мог и Maybach (плюс мясной фургон Cadillac), но теперь у нас появился еще и Lamborghini.

Увидев наш конвой, охранники вечеринки насторожились. Те и другие быки переговорили, то и дело что-то бормоча в свои браслеты и прикрывая уши руками, и довольно скоро мы оказались в зале, испускающем волны пота и тестостерона. Нас провели в обход (мимо девушек столь потрясающей красоты, что на стремящиеся к нулю наряды большинства из них я почти не обратил внимания) в VIP-помещение, до отказа набитое фотографами. Все столпились у большой деревянной загородки, где, видимо, происходило что-то захватывающее. Заявив, что это и есть сюрприз, Адриан протолкнул меня в первый ряд, и я почти услышал от него: «Оба-на!»

Там, за загородкой, на барном стуле сидела Гвинет Пэлтроу, [423] Гвинет Пэлтроу — известная американская актриса и певица. совсем одна. Не представляю, что она там делала, но когда я набрал в легкие воздуха, чтобы задать этот вопрос, фотографы переключились на меня. Этот напор не сдержал даже мой бык, так что мы, пригнув головы, покинули Гвинет за загородкой и прорвались обратно к машинам.

По пути к следующей вечеринке, по всей вероятности представлявшей собой открытие ресторана для девиц не ниже 7 футов, мы увидели первую из многочисленных автомобильных аварий. Как выяснилось, это излюбленное занятие московитов.

В советское время машины тех, кто так или иначе связан с государственными службами, отмечались проблесковым маячком. И это все еще в ходу. Налоговые инспектора. Уличные регулировщицы. Сотрудники Министерства рыбных дел. Все они ездят, как здесь говорят, «с мигалкой». Но сегодня любой может приобрести лицензию на мигалку всего за $500. Это означает, что на каждом перекрестке практически все машины имеют право двигаться одновременно на любой свет, поэтому в Москве то и дело раздается звон бьющегося стекла и скрежет сминаемого металла.

Пробравшись через все это, мы попали на вечеринку. Завидев шеренги стройной загорелой плоти, я подумал было, что тут-то и объявится моя украинская шлюха. К сожалению, я ошибся. Это были обычные городские девушки, старающиеся подцепить олигарха. То есть Адриан оказался не у дел. Вскоре он взмолился, что чувствует себя Мадонной, и мы вернулись к нашему каравану дорогих машин для спринтерского пробега в бар со стриптизом. Вот это да! Русский оттяг. Дорогие девушки. Дорогая еда. И до неприличия классный Lamborghini. Единственное отличие от Лондона в том, что там тебя дома ждет жена.

Если честно, большую часть вечера Адриан провел с таким видом, словно ему на ногу уронили что-то тяжелое, а я — беседуя с девушкой, чей дед Владимир Челомей получил звание Героя Советского Союза [424] На самом деле Владимир Челомей (1914–1984) — дважды Герой Социалистического труда. за изобретение штуки, впоследствии прозванной «Сатаной», — межконтинентальной баллистической ракеты SS-18. Больше двадцати лет она была основным средством доставки советского ядерного оружия. Целое поколение она наводила ужас и бессонницу на 50 миллионов жителей Запада, включая меня. Но вот он я, сижу в баре, полном голых украинских досок, и болтаю с симпатичной внучкой изобретателя этого кошмара. Попробуйте убедить меня, что мир не странное место. Что, слабо?

Так где же Мадонна собирается искать свою борьбу? «В картинной галерее», — сказал он с ухмылкой маньяка.

Не знаю, чего бы мне хотелось меньше, — разве что попытаться отлить на Мавзолей Ленина и посмотреть, что из этого выйдет. И я заключил с ним сделку: «Пойдем, если назовешь хотя бы одного русского художника». Он не смог. Мы не пошли.

И все же не скажу, что Москве нечем поразить вас. Дважды в жизни у меня захватило дух от того, что я видел: шотландский мыс Гнева и Гонконг в тумане. В третий раз это была Красная площадь.

Мы подошли к ней с юга, сквозь новую арку Музея Чего-то Скучного. И хотя большую часть мощеной площади занимал импровизированный каток, остальное было столь красиво и полно ассоциаций, что у меня действительно перехватило дыхание: Василий Блаженный, странная церковь с луковичными маковками, строители которой по завершении работ были ослеплены, чтобы никогда больше не сделали ничего подобного; голубые ели, тайно заменяемые за одну ночь, если перерастут буро-красную Кремлевскую стену, которую они оттеняют; и огромный универмаг, освещенный, как Harrods. [425] Harrods — лондонский универмаг, крупнейший торговый центр в Европе.