Дэйв Эггерс - Душераздирающее творение ошеломляющего гения

Большинство названий — в том же духе, с совмещением двух или нескольких культурных знаков, в идеале — одного «высокого» и одного «низкого», в целом выходит что-то претенциозное и нарочито бессмысленное. Другие, в основном местные, рок-группы, уже застолбили эту территорию: «Джей-Эф-Кей-Эф-Си» [83] JFK — инициалы Джона Фицджеральда Кеннеди, KFC — аббревиатура «Кентуккских жареных кур», сети ресторанов быстрого питания. , «Рабские апартаменты Томаса Джефферсона» [84] Томас Джефферсон (1743–1826) — 3-й президент США (1801–1809), известен как противник института рабства и одновременно крупный рабовладелец. , «Принц Чарлз Нелсон Райли» [85] Чарлз, принц Уэльский (р. 1948) — наследник британской короны. Чарлз Нелсон Райли (р. 1931) — американский комический актер и телеведущий. .

Мы с Брентом, а также все остальные, стоим на втором этаже бара и смотрим на сотню голов тех, кто внизу, попивая разливное пиво, которое здесь же и варят. Мы знаем, что пиво варят здесь, потому что прямо там, за стойкой бара, стоят три огромных медных цистерны, из которых отходят трубы. Так делается пиво.

Все в сборе: Брент, Муди, Джессика, Кей-Си, Пит, Эрик, Флэгг, Джон — все это люди, которых я знаю по старшим классам и раньше, по средней школе и младшим классам, и даже раньше, все из Чикаго, все недавно закончили институты, и все живут здесь — иллюстрация странной массовой миграции: нас здесь человек пятнадцать, и еще больше каждый месяц прилетают в Сан-Франциско по разным поводам или без особого повода. Естественно, никто не переехал, чтобы найти себя на местном рынке труда, который можно назвать каким угодно, только не привлекательным. Пока что все мы перебиваемся кое-как на временных работах, самых разных. Джессика работает нянькой в Санта-Розе, Кей-Си преподает в шестом классе католической школы для девочек; Эрик учится в аспирантуре в Стэнфорде, а Пит — член какого-то сомнительного иезуитского волонтерского корпуса (или секты) и живет с полудюжиной других волонтеров в Сакраменто, работает в «Союзе защиты прав заключенных» и редактирует популярный журнал «Калифорнийский узник».

То, что все эти люди собрались здесь, — несколько сюрреалистично и очень приятно. Для нас с Тофом этот круг — единственная сохранившаяся связь с домом, потому что, не прошло и года после нашего отъезда из Чикаго, мы потеряли контакт с друзьями родителей, всеми без исключения, даже материными. Что нам с Бет показалось странным: мы думали, за нашими делами будут пристально наблюдать, нас будут инспектировать. Но и к лучшему. Если поначалу и происходили разговоры или обмен письмами, это всегда было неловко, как-то грузило, собеседники плохо скрывали тревогу и, казалось нам, подразумевалось недоверие.

А эти люди, наши друзья, волей-неволей издают для нас с Тофом круг суррогатных братьев и сестер, дядьев и теть. Они обедают с нами, ходят с нами купаться. Девушки — Кей-Си и Джессика — покупают нам кухонные принадлежности, между делом заходят прибрать, заправить постели, вымыть посуду, скопившуюся в раковине и спальнях, и у них всегда можно получить ответ на вопрос насчет варки кукурузы или размораживания говядины. А еще они все знают Тофа с рождения, держали на руках, когда у него еще не выросли волосы, — и потому никогда не выражают недоумения по поводу его присутствия в кино, на пикниках и любых других сборищах. Он их тоже знает, различает их голоса по телефону и их машины на дорожке к дому; он едва ли не полностью запомнил текст номера, который мы готовили в старших классах на конкурс талантов и много месяцев репетировали в подвале. Тоф, которому тогда было четыре или пять, сидел на каждой репетиции, умолял мать, чтобы она разрешила остаться еще на минуточку, смотрел на нас с лестницы и все время прыскал. Все слова он знал наизусть.

Я стараюсь как можно чаще заманивать ребят в Беркли, хочу, чтобы они были рядом — как для моего собственного удовольствия, так и для поддержания преемственности, — чтобы они стали нашей семьей, отыгрывали свои роли: тетя, которая готовит; тетя, которая поет; дядя, который умеет показывать фокус — кладет горсть четвертаков на выгнутый локоть — потом ловкое движение — и ловит их на ладони. И они приезжают, остаются ночевать — в той же мере по доброй воле, что и под моим принуждением. Что касается Муди, он приезжает к нам все время; последнее время он ночевал у нас на диване как минимум три раза в неделю. С ним мы близко дружим со старших классов, когда делились порошком от запаха ног, сравнивали снадобья от прыщей — мы оба страдали от этой напасти — и пили пиво «Миллер Дженьюин Драфт» в его подвале-спальне-логове. Начав в старших классах с чрезвычайно эффективного бизнеса по изготовлению фальшивых удостоверений личности (мы первыми в городе освоили технологию «Макинтошей», бывшую тогда в новинку, разгромили конкурентов, которые по-прежнему пользовались «полароидами» и картоном), мы устроили в дальней комнате нашего дома маленькую дизайнерскую фирму по изготовлению бланков и визитных карточек с шелкографией ($ 39.99 за 500 штук) и выполняли заказы клиентов, которые, как и покупатели поддельных удостоверений, желали, чтобы все было сделано быстро, дешево — и плевать, какие там будут ошибки…

— Спасибо.

Джон принес мне пиво.

Джон — человек с несложившейся судьбой. Я знаком с ним целую вечность.

У него, как обычно, превосходный загар. Он всегда любил быть загорелым.

Мы росли по соседству; наши родители дружили. Я познакомился с ним, едва научился знакомиться с людьми. Есть фотографии, на которых мы вместе сидим под кухонным столом и едим фруктовое мороженое, и где я тяну через соломинку из птичьей кормушки у них на заднем дворе. Лет в девять-десять мы старательно писали письма создателям «Лего»; в них содержались предложения по совершенствованию дизайна и концепции новых разработок. Головной офис «Лего» находится в городе Энфилд, штат Коннектикут, это я помню до сих пор. Я был сыном его родителей в той же степени, в какой он был сыном моих, и даже в средних классах и далее, когда у нас становилось все меньше и меньше тем для разговоров, мы все равно были неразрывно связаны, не могли отлипнуть друг от друга, а в шкафах у обоих было полно одежды друг друга, взятой взаймы.

Он тоже лишился родителей. Его мать — высокая, светловолосая, шумная — умерла от рака, когда мы были в десятом классе, и это потрясение еще сильнее сблизило его с нашей семьей. Пять лет спустя, проучившись год в Пенсильванском, он перевелся в Иллинойсский, чтоб быть ближе к отцу, у которого дела шли скверно: с ним случился удар, он лечился от депрессии… А через год и отца не стало: аневризма. Вот так мы с ним одновременно оказались в дерьме — это случилось всего через несколько месяцев после смерти моего отца, и для нас обоих тот год был хмурым; мы даже почти не виделись, потому что так было только хуже — при одном взгляде друг на друга мы вспоминали, что нас объединяет, и возникало ощущение, что ответом на вопрос «Как поживаешь?» будет невнятное бурчание, приложенная ко рту ладонь и нервное сопение…