Дэйв Эггерс - Душераздирающее творение ошеломляющего гения

Разворачиваюсь и возвращаюсь. Что-нибудь придумаю.

Останавливаю машину на дорожке позади ее машины, взлетаю по деревянным ступенькам крыльца и звоню. Скажу, что хочу у нее переночевать. Скажу, что ночевать мне больше негде: дом заперт, а у меня нет ключей. Мне так неловко, скажу я и ухмыльнусь. Хе-хе. Случаются же порой такие глупости, скажу я. Подъехал уже совсем близко, был в городе, и вдруг сообразил. А Тоф у Бет, скажу я. Извини. Ну а как ты вообще? Еще не спала?

Она впустит меня. Мы поедем на море, как в прошлый раз, в предыдущий раз, когда я возник у нее около полуночи, изголодавшийся. Предложил отправиться на море, и она, хоть уже и надела пижаму, загорелась этой идеей, пошла переодеваться, а пока она переодевалась, я набил сумку бананами и «фиг-ньютонами» [87] «Фиг Ньютоне» — мягкое ванильное печенье с прослойкой первоначально только из фиников. и прихватил бутылку вина. Она вынесла покрывала, а когда мы залезли в машину, там было темно, сиденья холодные, мы включили обогреватель, сцепились руками и помчались по Золотым Воротам и дальше, через Хедлендз, и пока мы ехали по черной дороге, петляя меж лиловых холмов, нам казалось, что мы огибаем гигантские спящие тела. Мимо покосившихся старых военных построек, мимо орудийных башен, торчащих над Тихим океаном — и на пляжу Форта-Кронкайт. Мы остановили машину у почерневших казарм, вышли, сняли обувь и двинулись через маленькую лужицу по серому деревянному мосту — так гулко, — а океан был черен, и прямо от воды дул ветер. Мы свернулись под покрывалом, все еще босые, и стали греть руки друг у друга под мышками…

Она не открывает дверь.

Увидев меня, она покачает головой, но все-таки впустит. Я нажимаю на кнопку еще два раза. Поворачиваюсь и смотрю на улицу.

Машина, черная, сверкающая, едет вверх по склону и останавливается на углу. За рулем — женщина лет тридцати пяти, она при полном параде, и никого, кроме нее, в машине нет. Ставит машину на тормоз и начинает рыться в сумочке. Нас разделяет не больше двадцати футов. Она поднимет глаза и посмотрит в мою сторону. Ее взгляд упадет на крыльцо, и она увидит меня. Она откроет заднюю дверь и скажет, чтобы я пошел с ней и разделил с ней ее ложе. Я ждал этого предложения, — отвечу я учтиво-вкрадчиво. Мне будет все равно, чем мы займемся — все годится; впрочем, ничто не будет прекрасно. Одним словом, неважно. Будет просторная кровать, будет тепло, и ее ноги сплетутся с моими. Я скажу ей, что у нее холодные ступни, и она станет тереться ими о мои ноги…

Такие зигзаги случаются часто. Где угодно и с кем угодно.

Женщина нашла в сумочке то, что искала, и теперь отпускает тормоз, едет вверх по склону и скрывается за поворотом. Терезы дома нет. Я уезжаю.

Бары на Юнион-стрит только что закрылись, и на улице полно народу. Джули работает барменшей в баре под названием «Голубой свет» — именно этого там очень много, а еще там полно зеркал и людей в мокасинах и белых брюках. Я познакомился с Джули на последней вечеринке у Муди; к ней я сейчас и зайду. Притворюсь, что искал кого-то… впрочем, нет — пойду напролом и скажу: пришел увидеть именно ее, потому что вдруг подумал о ней и захотел увидеть именно ее. Это ей понравится. Она удивится, и ей будет приятно. Может, она так и скажет: Знаешь, я так удивлена и польщена.

Через пять кварталов я паркую машину. Юнион-стрит кишит публикой в белых штанах и мокасинах. Люди из округа Марин, из Нью-Йорка, Европы. Охранник отказывается меня впускать. Права я оставил в машине.

— Документы надо.

— Я понимаю, но…

— Извините. Уходите.

— Я просто…

— Разворачивайтесь. И шагайте.

Разумеется, я представляю себе, как убиваю его. Почему-то — огромным двуручным мечом. Молниеносно смахиваю его дыню с плеч.

— Слушайте, я всего лишь… Джули здесь?

— Нет.

— Уже ушла?

— Сегодня не работает.

Возвращаясь к машине, миную еще несколько десятков человек в белых штанах. Некоторые одиночки — в хаки. Ну пускай же произойдет хоть что-нибудь. Почему никогда ничего не происходит? Это все какая-то чудовищная машина, что пропускает лишь предсказуемое.

Я иду в «Кладовую Белой Курицы» позвонить. Я буду звонить Мередит. Мередит ко мне выйдет.

Она берет трубку.

— Что новенького? — спрашиваю я.

— Ничего новенького, — отвечает она.

— Чем занимаешься? — спрашиваю я.

— Ничем не занимаюсь, — отвечает она.

— А не хочешь заняться чем-нибудь вместе? — спрашиваю я.

— Почему бы и нет, — отвечает она.

Мы с Мередит всегда были просто друзьями, а после колледжа, когда она поселилась в Лос-Анджелесе, а я здесь, мы разговариваем только по телефону. Она приехала сюда на неделю и живет около Хэйт-стрит.

Я заезжаю за ней. Мы идем в «Никиз». Там тесно, душно и множество человеческих тел.

— Танцевать будем?

— Я еще слишком мало выпила, — говорит она.

…и выпив у стойки, где грохочет, как в выпускном лимузине, мы идем танцевать. Танцуем мы неуклюже, наталкиваясь на других, и немедленно покрываемся испариной. На крохотном танцполе битком людей, и нам приходится танцевать, вплотную прижавшись друг к другу. В поисках свободного пространства мы перемещаемся в угол и оказываемся под динамиком. Что бы там ни играло («Земля, ветер и огонь»? [88] «Earth, Wind and Fire» (с 1969) — американская фанк- и соул-группа. ), оно нас оглушает: басы массивны, назойливы; бас громко стучит, а затем вторгается в мозг, как наводнение, изгоняет способность думать; приволакивает десяток чемоданов и располагается в твоей спальне; переставляет мебель; бас вибрирует у нас в головах, накладывает свой саундтрек на синапсы, на все, что в них хранится, на выученные наизусть телефонные номера и детские воспоминания. Наши тела оказываются совсем близко, и, разумеется, смотреть я могу только прямо перед собой, а там извивается тело Мередит, его части оказываются то далеко, то рядом, то далеко, то рядом…

Мы выходим из бара; мы поедем к океану.

Сейчас нянька уже осуществил задуманное, уехал на велосипеде с корзинкой в свое логово, и там рассказывает обо всем своим приятелям. Они от души веселятся. Он показывает «полароиды»…

Нет, Тоф что-нибудь придумает. Притворится, что уснул или умер, а когда Стивен уснет сам, сожрав все, что найдет в холодильнике, он подкрадется сзади и чем-нибудь его двинет. Бейсбольной битой. Той, что мы недавно купили, металлической. Ею он проломит Стивену башку, а когда я вернусь, он встретит меня как герой — усталый и весь в синяках, но счастливый и увитый славой, и он не будет ругать меня за то, что я его бросил: он ведь все поймет.

Я: Ого! Дело пахло жареным.

ОН: Вроде того!

Я: Есть хочешь?

ОН: А вот теперь дело говоришь.

Мы с Мередит останавливаем машину и разуваемся. Песок холодный. Мы идем к воде, а вдоль берега горят костры. У самых волн, мерцающих в лучах фар, мы расстилаем маленькое полотенце, садимся и прислоняемся друг к другу. Но с первоначальным импульсом что-то случилось: совсем недавно мы были готовы предаться невинным, не отягченным муками совести наслаждениям, ведь мы так усердно шли к этому; еще двадцать минут назад это казалось неизбежным, но вот теперь мы здесь, и неожиданно во всем этом возникает что-то искусственное и глупое: мы ведь друзья, а друзья должны что-то соображать. Поэтому мы говорим о работе. Она сейчас занимается постпроизводством телеверсии «Флиппера» [89] «Флиппер» (1963) — фильм американского режиссера Джеймса Б. Кларка о разумном дельфине. Телесериал 1995–2000 гг. Также назывался «Новые приключения Флиппера». .