Роберт Кормер - Я – Сыр

«Я – Крепкий Орешек», - говорю я себе. Мой голос странно звучит в моих ушах. Дождь пляшет по земле, вода прыгает и скачет, словно капли масла на раскаленной сковородке. Я морщу все внутри себя и крепко обнимаюсь сам с собой. Холод, сырость и беспомощность. Я не отсырел – я промок.

- Я не возвращаюсь, - говорю я.

- Нет, - отвечаю сам себе.

Мой голос мешается с ветром и дождем.

«Все хорошо, все хорошо. Я следую в Ротербург-Вермонт», - я думаю вслух, повышая свой голос над шумом дождя. Раскаты грома отвечают мне, собаки вслушиваются, а я прижимаю спину к дереву и внезапно чувствую отрешенность. Я словно стал всем, что меня окружает: деревом и ненастьем, громом и дождем. Поднимаю лицо: стена воды падает вниз. И я начинаю петь:

TAPE OZK006 1830 date deleted T-A.

Т: Так. Мы прибыли в точку, где у тебя появляются подозрения.

А: Я не помню прибытия в такую точку.

Т: Ты играешь.

А: Нет. Почему же я играю? Я на грани паники большую часть времени. Почему же я играю?

(пауза 5 секунд)

Т: Прости меня, если я выгляжу резким и критичным – это только ради тебя.

А: Я знаю.

(пауза 7 секунд)

Т: Мне надо проявить твою память. В последнюю встречу ты упоминал о телефонном звонке Эмми из редакции ее отца. Посетитель, редактор из Ревлингса. Ты что-то подозревал?

А: Для меня это было… забавно.

Т: Что значит «забавно»?

А: Эмми сказала, что Ревлингсе не было ни Фермеров, ни семьи Фермер? Как будто я пытался скрыть, инстинктивно, словно я знал, что где-то что-то не так.

Т: И что, ты думаешь, здесь было не так?

А: Я не знаю.

Т: Не думал ли ты, что отец врал тебе все время? И ваша семья приехала не из Ревлингса?

А: Нет. Я не мог так думать, даже если бы я от этого лучше себя чувствовал – воспоминание о той ночи, когда мы убирались прочь. Все перемешалось.

Т: Ты разговаривал об этом с отцом напрямую?

А: Нет. Никогда. Но чувствовал, что в этом что-то не то.

Т: Что не то?

А: О, это что-то непонятное. Может быть… как если бы заглянуть в старый фотоальбом, в старые бумаги и письма, чтобы как-то доказать себе, что мы жили в Ревлингсе, что я родился здесь. Однако что-то где-то не сходилось. Похоже, я действительно был в панике.

Т: Это тебя так беспокоило?

А: Да. Но это только, когда я мог подумать об этом. Я был занят школой, Эмми и ее «Номером».

Т: Ты не упоминал о посетителе редактора и его сомнениях о вашей жизни в Ревлингсе матери или отцу?

А: Нет.

Т: Это выглядит наиболее естественным, из того, что можно предположить.

А: Может быть. Но я этого не хочу.

(пауза 8 секунд)

Т: Но ты предпринимал что-либо, в конце концов?

А: Я?

(пауза 5 секунд)

Т: Да, ты. Иначе нам нет смысла сидеть здесь и разговаривать обо всем этом. Ты не поднимал шум после того телефонного разговора с Эмми?

А: Кажется, нет.

Т: Скажи мне, что ты после того делал?

(пауза 5 секунд)

Т: Что ты после того делал?

А: Я не могу вспомнить точно.

(пауза 15 секунд)

Он, конечно же, помнил. Все теперь было чисто, ясно, и незабываемо. Он знал, что его отец держал свои личные и официальные бумаги в выдвижном ящике стола в подвале. Страховому агенту дома требовался рабочий стол, где он мог бы заполнять никогда нескончаемые рапорта и держать эти документы и другие причиндалы, имеющие отношение к его работе. Адам знал, что этот ящик хранил в себе всякие важные документы, появляющиеся только при особых обстоятельствах. В то время он как-то нуждался в свидетельстве о рождении для вступления в организацию бойскаутов (Адам сбежал оттуда после нескольких встреч – ему было неинтересно отдавать честь, завязывать галстук и ходить в строю). Обычно его отец закрывал этот ящик стола, а ключ был только в его связке вместе с ключами от дома, гаража и машины. Он всегда бросал эту связку в конец одного из ящиков с бумагами около главной двери, когда входил в дом. Адам ждал удобного случая.

Главное, что он осознавал свое желание проверить этот ящик отцовского стола. Он хотел убедиться в том, что посетитель редактора ошибался. Эмми об этом больше никогда не упоминала. Наблюдая за отцом, за его повседневным костюмом и галстуком, Адам стыдился своих подозрений. Но факт, что подозрения имелись. И, наконец, настал день, когда эта связка ключей была на столе, а отец был снаружи, он косил лужайку перед домом. Адам знал, что он может заглянуть в этот ящик. Он взял ключи. Они обожгли холодом его руки. Он слышал жужжание газонокосилки и был готов среагировать, как только оно могло прекратиться. Мать была наверху. В эти дни она всегда была там. Она спускалась вниз готовить еду или делать какую-нибудь работу по дому, но по возможности оставалась в своей комнате. Проблема была в том, что из отцовского кабинета трудно было расслышать шаги наверху.

Держа свою душу в пустоте и пряча в карман свои намерения, Адам подошел к столу, достал маленький ключик от ящика стола, повернул его, и выдвинул ящик. В нем было больше дюжины потемневших конвертов. Адам взял несколько из них. Конверты были отмечены отцовской печатью: «Mortgage. U.S. Treasury Bonds. New England Tel. And Tel. Stocks. Birth Certificates». (Подтверждение. Законодательство США. Ново-Английский кодекс, отделение внутренних дел. Свидетельство о рождении.)

Он открыл самый верхний конверт и достал три хрустящих листа бумаги, что были внутри. Официальные бумаги, голубая печать внизу. Подписаны Тобиасом Симпсоном, Городским Клерком Ревлингса и его Личным Секретарем. Адам изучал сертификат, на котором было его имя: Адам Дэвид Фермер. «Мы использовали мое имя, как твое среднее», - отец объяснял ему когда-то. - «Потому что всегда будет неразбериха между двумя Дэвидами». Адам изучал это свидетельство о рождении и вслушивался в происходящее снаружи. Его День Рождения, 14 февраля, День Святого Валентина. Его мать была сентиментальна в отношении Дня его Рождения, и Адам также. В эти дни она всегда пекла вкусные печенья в форме сердечек. «Любимый день, когда ты родился, Адам. Это день любви и нежности», - говорила она. Он рассматривал свидетельства о рождении его родителей. Такие же официальные бумаги, также с подписью Тобиаса Симпсона, Городского Клерка.

Адам просмотрел другие конверты. Страховые полисы. Карточка Социальной Безопасности его отца. Он смотрел на его карточку и ее номер. В ней было что-то новое, свежее, неприкосновенное. Почему же он нуждался в номере Социальной Безопасности? Подозрения заставили его сделать паузу, которая совпала с паузой в шуме мотора газонокосилки, и Адам задержал дыхание. Шум мотора косилки появился снова, и Адам выдохнул. Он вспомнил, что номер Социальной Безопасности необходим, например, чтобы открыть банковский счет, его родители подарили ему на десятилетие в его собственность чековую книжку, и 50 долларов были переведены на его имя. Был извлечен еще один конверт. Он был опечатан. Адам держал его в руках, он был почти невесом. Он знал, что он ничем не рискует, открывая его. И он также знал, что, вероятно, там нет ничего подозрительного. Факт, что содержимое этого ящика показалось ему смешным и нелепым.