Агония Иванова - Проощание с детством

Александр Викторович приложил холодные пальцы к ее разгоряченным губам, давая ей знак не продолжать свою исповедь.

— Зачем ты все это рассказываешь мне? — спросил он совсем без выражения. Оля отчаянно пыталась понять, что вложено в его голос, но тщетно. Он не разозлился, не расстроился, как будто всегда ждал услышать о ней что-то такое.

— Чтобы вы поняли, что я за человек, — заявила она очень хрипло, ей на грудь как будто положили бетонную плиту и она испугалась, что у нее может быть сломано ребро, но страх быстро сменился радостью освобождения. Может это ребро сейчас вопьется ей в легкое и она умрет и последним, что она увидит, будут его глаза? Какая прекрасная смерть, много лучше той, что она выдумывала себе раньше. — Чтобы вы не любили меня никогда…

— Какая же ты смешная, Оля, — нежно вздохнул Александр Викторович и коротко коснулся ее мокрых растрепанных волос, — я ведь все равно буду тебя любить.

— Но я же отвратительная… мерзкая! — словно возмущаясь, воскликнула девушка и поняла, что ей больно разговаривать. В легких предательски першило, что говорило о приближении приступа.

— Ты глупый ребенок, — осадил ее мужчина, — ты лучше вот что мне скажи. Есть ли у тебя с собой ингаляторы? — Оля отрицательно покачала головой, — я так и думал, — Александр Викторович изобразил подобие улыбки и очень тепло поцеловал ее в щеку, поднялся и направился к двери, — веди себя хорошо, я скоро вернусь.

Оля откинулась на подушку и снова закрыла глаза, проваливаясь в мягкие объятия спокойной тихой дремы. Ей было тепло и сладостно, потому что рядом были единственные двое, кто желал ей добра, не смотря не на что, как бы глупо и неблагодарно это было. Ей нечего было предложить взамен, потому что у нее ничего не было. Ничего.

Чтобы провести лишнее время в библиотеке, Рита прогуляла последние два урока, припугнув охранника тем, что если он будет ей мешать, то в скором времени лишиться работы. Ведь она же Маргарита Польских, ей нельзя перечить, с ней нельзя спорить, ее нужно любить и обожать, иначе она разозлиться и превратит жизнь этих мелких людишек в ад. Может быть, Саша и не боялся ее, потому что ему нечего было терять? Рите тоже было нечего терять и ради своих высоких целей она готова была пожертвовать тем немногим, чем располагала.

На улице завывал холодный промозглый февральский ветер, студеный, влажный, превративший подтаявший снег в длинный асфальтовый каток, на котором, чертыхаясь, растягивались все, кто имел неосторожность на него ступить. В пустом читальном зале было тихо и уютно, витали запахи пыли и книг. Рита вздымала в воздух новые облака пыли из старых газет, которых у нее в этот раз имелась целая стопка и все нужно было внимательно просмотреть, пролистать, не упуская ни одной статьи. Этот город был слишком маленьким чтобы какое-то хоть сколько-нибудь из ряда вон выбивавшееся событие оставили без внимания надоедливые журналисты, которых пачками выпускал местный журфак и которых было абсолютно некуда деть в таком небольшом населенном пункте. Поэтому каждая авария, каждый несчастный случай обязательно удостаивались их внимания и хоть крошечной статьи в одной из местных газетенок.

Рита путешествовала по чужим жизням, не испытывая совершенно никаких эмоций она читала о вещах ужасных, мучительных и невыносимых, принимая их как данность. Муж спятил и зарезал свою жену, а затем троих детей, группа подростков устраивала ритуальные сожжения бомжей на пустыре у Заводского района, врач убивал своих пациентов, чтобы продавать их органы… Вот это было уже интереснее, хотя Рита и понимала, что это не то, что она ищет. Она снова откладывала одну газету за другой, и уже совсем отчаялась, когда где-то на предпоследней странице, под рекламой строительной фирмы, на самой последней газете вдруг обнаружила то, что привлекло ее внимание.

Номер медицинского учреждения и имена действующих лиц этой статьи были намерено, изменены, но Рита все-таки с трудом узнала районную детскую больницу на крошечной фотографии, она сама лежала там не раз, потому что когда-то очень часто болела. С деньгами у ее родителей тогда дела обстояли куда хуже и только потом они стали отправлять ее в санатории и лагеря на море, где ее здоровье постепенно укрепилось и приспособилось к промозглому сырому климату их городка.

Рита сидела ошарашенная, хватала пыльный прохладный воздух ртом, словно рыба, выброшенная на сушу безжалостным прибоем, и не могла поверить. Она не думала о такой версии, перебирая все возможные варианты, ей даже в голову не приходило…

Девушка ощутила какое-то странное чувство, теперь наполнявшее ее душу, какое-то жгучее и невыносимое отчаяние, словно все описанное в статье было о ней и сейчас ей пришлось вспомнить что-то страшное, зарытое в памяти поглубже, но незабываемое. Такие вещи всегда остаются рубцами на душе на всю оставшуюся жизнь.

Убедившись, что никто за ней не наблюдает, Рита незаметно засунула газету себе в сумку и поспешно отнесла все остальные, бестолковые, бесполезные, но для кого-то, наверное, такие же важные.

Она бежала как никогда в жизни к Сашиному дому, боясь опоздать, боясь, упустить его или разминуться, но времени в запасе у нее было еще много. У подъезда она без сил рухнула на лавочку, закурила дрожащими от волнения руками и подавилась дымом. Такого с ней не случалось лет с тринадцати, когда она только училась курить в затяг. Наверное, выглядела она чудовищно глупо. Но это волновало королеву меньше всего. Перед глазами плясали разрозненные слова, вырванные разумом из прочитанного ей в статье, водили хоровод, сплетались в комбинации, а она никак не могла успокоить их беспорядочный ход и собраться с мыслями. Что-то такое тяжелое, теплое и гнетущее тяготило ей душу, бывшее толи жалостью, толи любовью.

Десять лет он молчал об этом. Как это, столько лет хранить такой чудовищный секрет, жить с ним? Она никогда не подумала бы, глядя на его беззаботный всегда смех, добрую улыбку, старания в учебе, вечный оптимизм, который он распространял вокруг, веру в хорошее… Как? Как можно верить в хорошее после этого, как можно вообще во что-то верить? Она бы не смогла. Она бы сломалась, замкнулась в себе, закрылась от людей, от ненавистного гадкого мира, посмевшего так обойтись с чистой детской душой.

Рита почувствовала соленый привкус у себя на губах и поняла, что по щекам медленно ползут слезы, вместе с размазавшейся тушью. Девушка тихо выругалась и стала иступлено стирать их, рукавом своего пальто. В этот момент, очень некстати, появился Саша. Шел он один, без Миши, ведь Бельский последние несколько дней и в школе то не появлялся из-за похорон отца. Это было к лучшему, только вот Рита была немного не готова.