Никколо Амманити - Я заберу тебя с собой

У Пьетро — наоборот.

Если бы с ней такое случилось, она пошла бы к маме, и мама бы приласкала ее, и, чтобы ее утешить, они отправились бы в Орбаро и пошли по магазинам.

А его мать ничего такого не сделает. Она будет плакать и без конца задавать один и тот же вопрос: «Почему?»

Почему ты это сделал? Почему у тебя сплошные неприятности?

Даже не слушая, что он ей отвечает. Ей не хочется знать, виновен Пьетро или нет. Ее будет волновать только то, что надо идти в школу и разговаривать с учителями («Я не могу, ты же знаешь, я себя плохо чувствую, ты не можешь требовать от меня еще и этого, Пьетро».) и что ее сына выгоняют и тому подобное, а все объяснения у нее в одно ухо влетят, в другое вылетят. Она ничего не поймет.

А потом и вовсе заскулит: «Ты же знаешь, такие вещи нужно обсуждать с отцом. Я тебе ничем помочь не могу».

Трактор отца стоял перед стрелковым клубом.

Пьетро слез с велосипеда, глубоко вдохнул и вошел.

Внутри никого.

Ладно.

Только Габриеле, бармен, вооружившись отверткой и молотком, разбирал кофемашину.

Отец сидел за столиком и читал газету. Черные волосы блестели в свете ламп. Бриллиантин. Очки сдвинуты на кончик носа. Нахмурившись, он водил пальцем по газетным строчкам и что-то бормотал себе под нос. Читая новости, синьор Морони всегда кипятился (только представить себе: отец, у которого отовсюду пар валит, — это было бы незабываемое зрелище).

Он тихонечко подошел и, оказавшись в метре от отца, окликнул:

— Папа…

Синьор Морони обернулся. Увидел Пьетро. Улыбнулся.

— Пьетро, ты что тут делаешь?

— Я пришел…

— Садись.

Пьетро покорно сел.

— Хочешь мороженого?

— Нет, спасибо.

— А жареной картошки? Чего хочешь?

— Ничего, спасибо.

— Я уже заканчиваю. Сейчас поедем домой. — И он снова уткнулся в газету.

Он был в хорошем настроении. Это обнадеживало.

— Папа, я должен тебе передать… — Пьетро открыл рюкзак, вынул листок и протянул отцу.

Синьор Морони прочитал.

— Это что? — Голос у него стал на октаву ниже.

— Меня отстранили от занятий… Ты должен пойти к замдиректора.

— И что же ты натворил?

— Ничего особенного. Вчера ночью кое-что случилось… — И за полминуты он ему рассказал, что произошло. Довольно близко к истине. Он умолчал о надписях, но рассказал про телевизор и про то, как те трое заставили его залезть в школу.

Закончив рассказ, он взглянул на отца.

Незаметно было, чтобы он злился, он просто разглядывал записку, как египетский иероглиф.

Пьетро молчал и нервно сплетал пальцы в ожидании ответа.

Наконец отец заговорил.

И чего ты теперь от меня хочешь?

— Ты должен сходить в школу. Это важно. Так велела замдиректора… — Пьетро попытался говорить как можно беззаботнее, как будто это было дело на одну минуту.

— А что от меня надо замдиректора?

— Да ничего… Ты скажешь… ну… что я совершил ошибку. Что я сделал то, что не должен был делать. Что-то такое.

— А я тут при чем?

«Как это при чем тут ты?»

— Ну… ты мой отец.

— Да, но я не лазил в школу. Я не позволял банде придурков об себя ноги вытирать. Я вчера вечером работал, а потом пошел спать. — И отец снова уткнулся в газету.

Разговор окончен.

Пьетро попробовал еще раз.

— Так ты не пойдешь?

Синьор Морони оторвал взгляд от газеты.

— Нет. Разумеется, не пойду. Я не пойду извиняться за глупости, которые ты делаешь. Улаживай сам. Ты уже достаточно взрослый. Ты делаешь глупости, а потом хочешь, чтобы я за тебя все решил?

— Но, папа, это не я хочу, чтобы ты туда пошел. Это замдиректора хочет, чтобы ты пришел с ней поговорить. Если ты не придешь, она подумает…

— Ну и что же она подумает? — рявкнул отец.

Его внешнее спокойствие рушилось.

«Что у меня отец, которому на меня совершенно наплевать, вот что она подумает. Что он сумасшедший, что у него проблемы с законом, что он пьяница. (Эта задница Джанна Лория так ему однажды сказала, когда они поругались из-за места в автобусе: „Твой отец чокнутый пьяница“.) Что я не такой, как остальные, — те, у которых родители ходят беседовать с учителями».

— Не знаю. Но если ты не пойдешь, меня выгонят. Если ученик под подозрением, родители должны пойти в школу. Обязательно. И так всегда делают. Ты должен им сказать…

«Я молодец», — подумал Пьетро.

— Я вообще никуда не должен ходить. Если тебя выгонят, значит, так и надо. Останешься на второй год. Как твой тупица-брат. И забудем наконец про лицей. А теперь хватит. Я устал с тобой разговаривать. Уходи. Я хочу почитать газету.

— Ты не пойдешь в школу?

— Нет.

— Точно?

— Оставь меня в покое.

Но почему в округе считали Марио Морони сумасшедшим, и что за проблемы были у него с законом?

Вам следует знать, что у Марио Морони имелось хобби; он посвящал ему все время, которое оставалось у него от работы и опасных экспериментов над собственной печенью в Стрелковом клубе Серры.

Он мастерил всякие деревянные штуковины.

Обычно это были шкафчики, рамки, книжные полочки. Однажды он собрал даже тележку, которую можно было цеплять к мотоциклу Миммо. На ней возили сено для овец. В гараже он устроил маленькую столярную мастерскую со станком, дисковыми пилами, резцами и всем прочим, что нужно для работы.

Однажды вечером синьор Морони увидел по телевизору в фильме про Древний Рим одну грандиозную сцену с многотысячной массовкой. Римские легионеры штурмовали крепость при помощи осадных машин: таранов, стенобитных орудий и катапульт, которые забрасывали камнями и горящими ядрами вражеские стены.

Марио Морони пришел в восторг.

На следующий день он отправился в библиотеку Искьяно и, призвав на подмогу библиотекаря, нашел в иллюстрированной энциклопедии рисунки катапульты. Он их отксерил и дома внимательно изучил. А потом позвал сыновей и сообщил, что хочет соорудить катапульту.

Никто из них не осмелился спросить зачем. Такие вопросы синьору Морони не следовало задавать. Надо было просто делать то, что он говорит, и все тут.

Такова была добрая традиция семьи Морони.

Пьетро сразу решил, что это хорошая идея. Ни у кого из знакомых не было в саду катапульты. С ее помощью они смогут кидать камни, стенку какую-нибудь пробить. Миммо, наоборот, считал это несусветной глупостью. Потому что ближайшие выходные ему придется надрываться ради какой-то фигни, которая абсолютно бесполезна.

В ближайшее воскресенье работа началась. Через несколько часов все вошли во вкус. В этой работе над созданием вещи, которая абсолютно бесполезна, было что-то новое, что-то настоящее. Все устали и взмокли, но эта усталость совсем не походила на ту, которую они чувствовали, строя новый загон для овец.