Мария Свешникова - М7

Вы только не подумайте ничего, я пыталась ее полюбить. Но у меня так и не получилось. Я ненавижу своего отца рядом с ней. Он похож на тряпку. Он готов на любые унижения, лишь бы она уделила ему внимание. Один раз я закричала: «Как ты смеешь перед ней так унижаться? Ты что, не видишь, ей от тебя нужны только деньги?!» ― он не выдержал и дал мне пощечину. Первый и последний раз в жизни. И в этой пощечине я виню Лету. Я плохая? Я даже не знаю, зачем я Вам все это рассказала... Просто накипело... Просто я Вас не знаю... И могу быть честной... И если Вы после этого перестанете отвечать на мои письма ― я пойму. А если не перестанете ― расскажите о себе, вы же наверняка были женаты, и я уверена, что у вас есть ребенок. Мне правда очень интересно.

P.S. Мой отец, кстати, в Женеве часто работает. Думаю, что на майские праздники я полечу к нему и проведу там пару недель. Может, мы увидимся?

С нежностью, Сабина».

Лета несколько раз пыталась забеременеть, после того как их жизнь с Ильдаром наладилась, но все неудачно. Беременности проходили одна сложнее другой, и стало ясно, что второго ребенка у нее не будет.

В конце концов, Лета смирилась с тем, что она не мать. Послала Бога к черту и начала пить. Не совсем пить ― выпивать. И в этих кофейно-винных застольях она была красивой, интересной, к ней тянулись подруги и мужчины, которые восторгались ее интеллигентностью, грациозностью, отсутствием морщин.

Сабина и та, хотя была первая и ранняя, родилась очень больным ребенком. И врачи ясно дали понять: хотите, чтобы ребенок выжил, увозите из пыльной Москвы. Пусть живет на природе. Но где взять природу? Если на тот момент они снимали комнату в городе Реутов. Потом им дали квартиру ― все там же, только с видом на железную дорогу Москва–Петушки. Они еле-еле сводили концы с концами ― тем временем бабушка Сабины уже обосновалась в тихом центре Львова, а сестра Ильдара разжилась небольшим домиком в предместьях города. Прозрачный воздух, кто-то готовый круглосуточно заботиться о Сабине, пешеходные улицы без машин и поездов. Было решено отправить Сабину расти на Украину.

Лета действительно сейчас любила выпить. Или не любила, а просто привыкла. Или наказывала себя.

С самого начала она знала, что мать из нее никакая. И что воспитанием пусть лучше займется тот, кто на этом уже набил руку, вырастив двоих детей, ― а именно мать Ильдара.

Денег у Леты с Ильдаром в конце восьмидесятых ― начале девяностых не было. И если стоял выбор ― купить билет на поезд и съездить к ребенку или передать с проводником рейтузы, парку и белую рубашку для концерта ― Лета выбирала дать ребенку все необходимое. А вместо телефонных разговоров ― перевести денег на бананы или шоколад.

И это было больно. Но она шла на эти жертвы осознанно и наивно полагала, что когда-нибудь Сабина оценит ее любовь и заботу. Или это были не жертвы, а здравый расчет. Или она даже понимала, что ее приезд ничего не изменит ― тяжелее станет всем. Ребенку, который, вцепившись в маму, начнет плакать, ей, отдирающей от себя рыдающее и орущее чадо. Зачем столько испытаний для всех, если можно просто прислать деньги на бананы и новые рейтузы?

И Лета стала плохой. Она отобрала у Сабины отца, она разрушила семью, она плохая, а все вокруг хорошие. Жертвы ее коварных расчетов.

Лета была виновата в том, что ее муж занимался бизнесом, а не наукой. Что Сабина выросла замкнутой, скрытной и толстой. Что из скромного научного сотрудника она вырастила и поддерживала во всех перипетиях бизнес-акулу, сколько раз она стояла в окружении бандитов, претендующих на долю Ильдара, сколько раз мысленно хоронила его во время покушений. Сколько раз кричала, что пока Ильдар не закончит с криминалом, она не подпустит Сабину ко МКАДу. Она принесла свои жертвы. И никогда не просила благодарности. Достаточно было цветов на Восьмое марта.

Однако если посмотреть со стороны, Сабина своим свободным образом жизни, путешествиями, домами и платными стажировками в странах Евросоюза была обязана именно Лете, но считала, что все ― заслуга ее отца. А Лета тунеядка. Сабина-то отца хотя бы любит, а Лета ― просто неблагодарный кусок дерьма.

Пока родители Сабины жили бедно, в их доме царила любовь, нежность, они скучали по дочери, а Ильдар всегда по субботам приносил Лете завтрак в постель. Потом все как-то вспыхнуло в один момент. И посыпались деньги. В 1998 году ― сразу и так много, что у Леты от счастья закружилась голова. Один их знакомый предложил выкупить старую коммуналку в доме двадцатых годов. За копейки, тем более рублевые. Дом планировали выкупить почти полностью, а затем преобразовать в ТСЖ. Отреставрировать ― и превратить в одну из первых новостроек Москвы. Так и было сделано.

У Ильдара все стало попроще с криминальными спорами, и казалось, наступила спокойная жизнь ― и вот сейчас можно будет разрешить себе жить... Быть, а не просто казаться.

Сабина часто мечтала в детстве о Лете, в юности уже просто о лете... А потом и вовсе старалась научиться не мечтать.

«Моя милая Сабина!

Как же мне больно читать твое письмо. Мне очень хочется обнять тебя и объяснить, что мир вовсе не такой, каким ты его видишь... Как и твоя мать. Я был женат. Мою жену звали И. Мы много лет жили на расстоянии... Она осталась в Минске, я уехал в Цюрих ― должен признаться, у меня нет возможности бывать в России и Белоруссии ― потому что, как ни странно, ― я в розыске. Там, в Минске, у И. своя жизнь. И я не имею морального права заставлять ее жертвовать ею. Нашу дочь мы отправили учиться в Шотландию, еще давно... Так было безопаснее. И мне хотелось, чтобы у нее было другое будущее. И. не хотела отпускать дочь. Но я не имел возможности обеспечить им безопасность в Минске. У вас в Москве хотя бы политики не такие жестокие и не так легко они сводят счеты. У нас криминал ― это верхушка политических структур. Против них не попрешь. Белоруссия ― это монархия. И я уехал. В Цюрихе встретил женщину ― твою соседку Аллу, я только прошу ― не обсуждай меня с ней никогда. Мы с Аллой встречались какое-то время ― я употребил слово «встречались», чтобы тебе было понятно, я забочусь о ней, но от жены никогда не уйду.

Ты пойми, мужская измена ― она не от отсутствия любви. Она просто потому, что хочется ласки, заботы, нежности, отключиться от мыслей, что дома твоя семья обвиняет тебя во всех смертных грехах, а любому человеку нужно понимание и теплота... Так случилось, что Алла переехала в Москву. И я снял для нее квартиру в твоем доме. Она работает. Иногда прилетает ко мне в Цюрих, и мы ночами гуляем по Банхофф-штрассе, заходим в кондитерскую «Шпрюнгли» по утрам и просто молчим. С моей женой сложно молчать. Ей хочется поговорить, докопаться... Я ее понимаю... Но мне тоже сложно... И иногда хочется молчаливого всеприятия и прощения. Которые И. не способна мне подарить. Ее винит дочь. Она считает, что именно И. виновата в том, что мы от нее «отделались» или «откупились». Больше всего на свете мне хочется сейчас, Сабина, тебя обнять. И мне так хочется оказаться тем мужчиной, который сможет показать тебе мир ― добрый, человечный и помочь тебе простить твою мать. Как я сейчас мечтаю, чтобы моя дочь простила И.