Мария Свешникова - М7

А В., сам того не подозревая, попал через душу в секс. Он был мужчиной. Она женщиной. И это многое определило.

― Скажи, тебе было хорошо? ― поинтересовалась в один из перерывов Кати, опустившись влажная и потная на разбросанные в хаотичном порядке подушки.

― А ты как думаешь? ― В. провел ладонью по ее щеке...

― Я не думаю, я спрашиваю.

― Ты и так все знаешь... ― притянул ее к себе В.

Увы или к счастью, Кати знала не все. Но это знание было неминуемо для них обоих.

― В отличие от многих других женщин, мне не нужно от тебя ни денег, ни бриллиантов, ни подарков ― мне нужно только иногда засыпать и просыпаться с тобой рядом, ― Кати вдруг снова нарушила тишину и интимное молчание.

В. отмолчался и просто поцеловал ее, переведя все в привычное для этой ночи интимное русло.

― Ты замечательная! Мне иногда не верится, что ты такая на самом деле, я иногда даже не знаю, как вести себя с тобой ― ты слишком искренняя... И мне становится так обидно, что ты не умеешь уберегать себя от людей. Я бы хотел тебя уберечь... от себя...

― У тебя не получится...

― Знаю! ― открестился своей политкорректной улыбкой В.

Кати неторопливым и вдумчивым шагом принесла из кухни два бокала белого вина, и они с В., лежа в остывающей от забытийного, эротического марева потной постели, пили из запотевших бокалов свою ночь. До дна. Дотла. До изнеможения. Каждый из них уже склонялся к своей подушке... Но руки все еще тянулись друг к другу... А В. за несколько минут до приезда Кати выпил пару волшебных мужских таблеток... И искренне радовался, что Кати не задает вопросов, почему его эрекция нескончаема и непоколебима... А она принимала случившееся мужское чудо на свой счет... У него чуть шумело в ушах ― такие побочные действия, и иногда он ее переспрашивал, когда она говорила очередную чувственную и проникновенную ересь.

Мужчины... Женщины... Извечные симуляции... Эрекции... Оргазмов... Боязнь остаться теми, кто они есть на самом деле... Вечные сомнения, докучающие вопросы «Зачем?» и «Почему?», редкие близости, соития и непрекращаемое чувство вины как послевкусие игры... Ему было сорок три... А ей не стукнуло и тридцати...

Кати верила, что с этого дня он будет ее обнимать. Чаще.

В. знал, что они засыпают вместе в последний раз. Что Кати, узнав правду, его не простит. Да он и не будет извиняться. А просто пропадет. Что он должен ей сказать? Если посмотреть на ситуацию трезво ― он вообще ей ничего не должен. И его многолетняя симпатия не обязывает жениться или даже обещать... Есть время, желание, момент. И в противовес этому есть реальная жизнь. В которой он по большому счету счастлив ― или правильнее сказать, доволен.

Кати было суждено остаться в этом городе. В. ― обмануть ее. Иногда обстоятельства завязываются в такой клубок, что не оставляют шансов верным и искренним простить тех, с кем они были настоящими и живыми... Кати любила не В., а ту себя, которой она хотела быть ради него... Или ему в отместку...

В. был безумно тихим и безмолвным в своих близостях ― он вообще не позволял своим эмоциям выбираться на волю, держал их на коротком поводке. Возраст. Статус. Политика. Пара таблеток. Гонимое вдаль и наотмашь чувство вины.

Да, все четыре близости, что случились с ними за эту ночь, были разными и не похожими друг на друга... Но именно они разорвали в клочья нити, связывающие их столько лет, сломали хрустальный колпак, под которым, нежась от солнечного света и голоса В., лежали надежды Кати. Эти близости перечеркнули все, что было, и стерли все, что могло бы быть. Их близость была финалом контрафактной истории с двумя правдами, объединившая в себе две несовместимые судьбы. Или просто было уже слишком поздно запускать чувства в постель. И постель в чувства.

Кати с В. поспали от силы пару часов на рассвете. Без снов. Просто темная полоса сознания закрыла створки реальности... А потом снова солнечный свет в окно ― или его душное подобие в дымном мареве.

― Тебе приготовить завтрак? ― пыталась быть заботливой Кати, до сих пор воспринимая случившееся как начало чего-то светлого и настоящего... Как начало романа.

В то время как В. понимал, что именно этой ночью их близость с Кати закончилась. Этой ночью они подвели черту под многими годами неясностей и иллюзий, которые сохраняли между ними волшебное ощущение недосказанности и возможности что-то когда-то исправить. В несуществующем альтернативном будущем. На восьмой день пятой недели тринадцатого месяца. А после этой ночи стало поздно.

Да, для В. уже было слишком поздно быть честным, для Кати ― врать и казаться...

― Если найдешь из чего ― то приготовь! ― отшутился В., выходя из душа. ― Но думаю, это гиблая затея.

Он подошел к Кати сзади и несколько раз поцеловал ее в затылок. Как взрослый мужчина, он понимал, что для женщины нет ничего страшнее, чем мечтать о человеке, который никогда не будет с тобой рядом. Но ему было настолько нечего терять с Кати ― что он несколько минут стоял, принюхиваясь к ее волосам, зарываясь в них носом. Он проводил пальцами по ее изгибам в последний раз. В то время как она мечтала... Что отныне так будет вечно или до нелепой старческой кончины одного из них...

Кати открыла ящик с ложками, пытаясь хоть как-то растворить сахар в утреннем кофе без сигарет и тостов с джемом, как вдруг увидела ценники 2005 года на лопатке для яичницы. В этой квартире никогда не было женщины ― даже любовницы. Он привел сюда только Кати, может, пару раз проституток ― и тех выгонял сразу, даже без распития вина.

И тут Кати начала сопоставлять все эти ценники на лопатке, отсутствие люстры в спальне, покрытую пылью банку средства для мытья посуды... и набор продуктов в его корзине... В. здесь не жил. В. здесь даже практически не бывал. Рубашки в шкафу хранил ― видимо, те, что давно не носил... Держал резервные ― на случай, если надо быстро переодеться между совещаниями, а железнодорожный переезд в Салтыковку закрыт из-за проезжающего «Сапсана».

В этом доме жили лишь рыбы, пожирающие друг друга. Не от голода. Так, от скуки.

И пока В. брился, Кати ушла.

В бездушной и таинственной мгле от лесных пожаров Кати прозрела. В дымке этого лета так отчетливо и бойко билось ее сердце. Щипало глаза. Лились слезы. У него была другая жизнь, куда он больше ее не пускал... И была другая женщина, иначе как объяснить тот факт, что он и на пушечный выстрел не подпустил ее к своему дому в Салтыковке.

В. обманывал ее в их самые хорошие дни, и им приходилось резко перебираться из папки воспоминаний «хорошие дни» в папку «дни, когда меня обманывали».

Бумажной волокитой Кати занималась с полдня.

А спустя почти неделю безмолвной одинокой истерики запертых внутри мыслей, объяснений и оправданий Кати проехала мимо дома В. в Салтыковке и увидела его жену, молодую, не столько красивую, скорее домашнюю, пропитанную запахом вечерних ужинов, бегущую в маске в сторону машины с трехлетней дочерью на руках.