Роберт Хелленга - 16 наслаждений

Конечно же, я знала о свадьбе. Приглашение лежало у меня на рабочем столе вместе с дюжиной писем от Мэг, Молли и папы. Я все время говорила себе, что слишком занята, чтобы отвечать им, и я действительно была занята. Помимо наставнической работы в Сертозе синьор Джорджо попросил меня – поскольку я знала оба языка, английский и итальянский, и немного о бумажной химии – помочь в подготовке совещания по поводу сортировки бумаги по размерам. Я говорила себе, что напишу, как только закончу с делами – то есть как только продам Аретино. Пока курьер от папы римского не появился на пороге моего дома!

Между тем… я смотрела сквозь одностороннее зеркало. Я могла видеть всех людей, которых любила, я могла видеть, как протекает их жизнь: папа смотрит вниз на Рио-Гранде с холма, из своего нового сада авокадо в городе Миссионе штата Техас; Мэг и Дэн, которые ждут третьего ребенка, ремонтируют старый викторианский дом на озере к северу от Милуоки; Молли занимается продажей недвижимости и питается в немецких ресторанах в Анн-Арборе со своим индийским женихом. Я могла их видеть, но они не могли видеть меня.

Я разложила письма в три стопки на краю стола, который я передвинула так, чтобы, сидя за ним, можно было видеть площадь. Моя собственная жизнь тоже разворачивалась. Дела были такие: запрос от жены Сандро, которая интересовалась, когда я намерена освободить квартиру (она собиралась ее продать), и письма от «Кристи» из Рима и из нового офиса «Сотби» во Флоренции. Мое приключение подходило к концу, и я с таким же нетерпением, как и вся моя семья, хотела увидеть, чем оно закончится.

– Я провела вечер в Базеле, – объясняла я господину Рейнолдсу, главе офиса «Сотби» на втором этаже Палаццо Каппони.

Это был англичанин, приблизительно моего возраста, с жесткими курчавыми волосами, зачесанными назад, как на портрете Китса, который мама держала на своем столе.

– Я бродила по старому книжному магазину недалеко от станции, в поисках чего-нибудь, что я могла себе позволить. Это моя любимая тема, знаете, молитвенники семнадцатого века. Я далее не заметила, что две книги переплетены вместе, до тех пор, пока не вернулась во Флоренцию. Как вы думаете, она может представлять ценность? (Я хотела получить непредвзятое мнение.)

– Как знать, – сказал он. – Вы не очень четко объяснили все в письме. На самом деле все звучало очень таинственно.

– Простите, я не хотела многое открывать. Посмотрите: вы видите, эта книга с гравюрами и со стихами» была переплетена вместе с молитвенником. Я разъединила их сама.

Когда он открыл книгу в том месте, где была закладка, которую я поместила на титульной странице «Sonetti lussuriosi», он сразу же понял, что это за книга.

– Божественный Аретино, – сказал он, переворачивая первую страницу гравюр, затем вторую. – Черт меня подери!

Я видела, как его лицо покрывалось румянцем по мере того, как он смотрел одну гравюру за другой и читал текст.

– Это очень хорошо сделано, вы согласны? – спросила я. – Выражение лица женщины… У нее широко раскрыты глаза, как будто она видит что-то впервые. – Я произносила вслух слова, которые до сих пор говорила только сама себе. – Но автор ее не идеализирует. Она женщина, не ангел.

Он сложил губы бантиком, как будто собирался насвистывать мелодию, но не мог точно вспомнить с чего начать.

– О, мой Бог, – сказал он, четко произнося каждое слово в отдельности. – Это довольно удивительно Вы сказали, что нашли эту книгу в Базеле?

– Да. Я поехала, чтобы обновить свою гостевую визу.

– Тогда это значит, что вы живете в Италии?

– Да. Я работаю в Сертозе.

– Вы одна из добровольцев?

– Не совсем. Я работала на профессора Пануччио, который вернулся в Рим.

– О, действительно? Тогда вы, должно быть, та американка, которая… у которой была любовная связь с реставратором картин – Постильоне – до того, как он уехал из города.

– «Любовная связь», – мне понравилось выражение.

– Я никогда не думала об этом в таком свете, – сказала я. – Но откуда вам об этом известно?

– Флоренция маленький город. Все знают, кто вы такая.

– Вы шутите.

– Нисколько. Вы собираетесь выступить в Американской церкви с лекцией «Сортировка», что-то в этом духе. «Мнение реставратора книг». По всему городу развешаны объявления. Одно висит у нас в окне. Только не говорите, что вы его не видели. Им надо было поместить вашу фотографию на афише, чтобы люди могли узнавать вас в лицо. – Он кивнул в сторону окна. – Плюс, вы принесли эту замечательную книгу. Вы хоть понимаете, что это за книга?

– Для меня это всего лишь книга с вульгарными картинками.

– Я имею в виду, знаете ли вы, кто такой Аретино? «Божественный Аретино», «бич всех принцев» и все такое?

– Я немного слышала об этом, – сказала я. – Джулио Романо выполнил рисунки, Марк-Антонио Раймонди сделал гравюры, Аретино написал стихи, Климент VII жутко рассердился. Но я не совсем понимаю, почему его называли «божественным». (Я держала при себе собственную догадку по этому поводу.)

– Вы все знаете об этом, не так ли? И тем не менее вы разъединили две части книги. Это было неправильно, Вы надеюсь, это понимаете. Это может скостить цену на несколько тысяч фунтов.

– Не говорите так, господин Рейнолдс. Не надо мне указывать, что я должна и чего не должна была делать. – Если я и была раздражена, как была когда-то раздражена на Мартелли, то это потому, что понимала: он скорее всего прав. – Я исходила из лучших побуждений как реставратор. Я вмешалась, чтобы сохранить подлинность книги. Расшитый переплет был окончательно уничтожен. Текстовой блок начинал покрываться плесенью. Тесьма сгнила. Я использовала старые обложки – это все, что я могла сделать. Это оригиналы обложек семнадцатого века. Но если вам не нравится переплет, я отвезу ее в «Кристи» в Рим.

– Лучше пристрелите меня прямо здесь на месте, – сказал он, положа руку на сердце, как будто собирался произнести клятву верности. – Эти ребята в «Кристи» злодеи и сыновья темных сил. Я не имел в виду ставить под сомнение ваши знания и опыт.

– Но вы на самом деле поставили их под сомнение.

– Разве не достаточно того, что я извинился?

Думаю, я слишком близко приняла это к сердцу, – сказала я. – Для меня это очень чувствительная тема. Я всегда буду думать, правильно ли я поступила.