Андрей Шляхов - Доктор Данилов в Склифе

— Все должно трактоваться объективно! — возразил Данилов, выходя в одну из главных аллей супермаркета.

— Все зависит от отношения к тому или иному человеку, — теперь Елена шла рядом с ним. — Вот возьми хотя бы меня и тебя…

— Это будет не совсем правильно…

— Давай остановимся, я не могу вести серьезные разговоры на ходу!..

— Тогда иди за мной!

Данилов завел Елену в самый конец ряда с товарами для ремонта, где две горки использованных паллет препятствовали сквозному движению покупателей.

— Вот возьми хотя бы меня и тебя. Когда я пришла заведовать подстанцией, ты, несмотря на все твои закидоны, был мне симпатичен, и на все связанное с тобой я реагировала совсем не так, как на то, что творил Бондарь, которого я сразу же невзлюбила…

— Но это не помешало тебе осыпать меня выговорами.

— Я не могла поступить иначе, и ты это прекрасно знаешь. Но третьего выговора я тебе ни за что не дала бы, потому что у меня и в мыслях не было от тебя отделаться… А вот Бондаря я сразу решила вышвырнуть вон с подстанции. Понимаешь, к чему я клоню?

— Понимаю. Ты считаешь, что если бы на моем месте был бы другой врач, то его бы просто пожурили?

— Не исключено. И уж не указали бы ему на дверь!

— Мне пока никто не указывал…

— Вова, тебя что, надо подвести к двери за ухо и ткнуть в нее носом, чтобы ты понял, что тебе на нее указывают?

— Ладно. Короче, ты теперь в курсе. Поехали за соками?

— Нет, за соками мы поедем потом. — Поджатые губы в сочетании с подрагивающим подбородком были плохим прогностическим признаком. — Сначала ответь мне на такой вопрос – ты вообще собираешься менять свое поведение? Так вот, чтобы раз и навсегда?

— Давай уточним, что именно я должен менять?

Чего-чего, а меняться Данилова совершенно не тянуло. Опасное и неблагодарное это дело. Начнешь меняться в лучшую сторону и сам не заметишь, как изменился в худшую. Лучшее, как известно, враг хорошего, и от добра добра искать не стоит.

— Свое поведение на работе – раз, свою манеру общения с руководством – два, свою реакцию на замечания – три, свое понятие о справедливости – четыре…

— Понятие о справедливости от меня не зависит, — вставил Данилов. — Тут уж ничего обещать не могу.

— Хорошо, — кивнула Елена. — А по остальным пунктам можешь измениться? Ну хотя бы попытаться, а? Всерьез?

— Если я сделаю это, то ты меня бросишь, — серьезно сказал Данилов.

— Почему? — удивилась Елена.

— Потому что не захочешь жить рядом с унылым, бесхребетным, ни на что не годным слизняком.

— А-а-а… Ну-ну! Ясно. Это ж какое мне счастье привалило – живу с веселым, сильным, уверенным в себе мужчиной! — На глазах Елены выступили слезы. — И как живу – каждый день жду сюрпризов!

— Поехали за соками! — Данилов попытался выехать с тележкой из закутка, но Елена преградила ему дорогу.

— Выслушай меня до конца и больше не передергивай! — срывающимся голосом потребовала она. — Я имела в виду, что тебе надо учиться идти на компромиссы там, где это надо, а ты вывернул мои слова наизнанку!

— Я не выворачивал, просто перевел…

— Вывернул! Да еще сделал это, упиваясь своими мнимыми достоинствами! Ну скажи, что хорошего в том, что тебя не может долго выносить ни один начальник?

— Это их проблемы.

— Это твоя проблема! — вздохнула Елена. — Им-то что? Они избавляются от тебя и вскоре забывают, что был такой еж, доктор Данилов. А ты мечешься с места на место, кидаешься из специальности в специальность, страдаешь… Я же вижу, Вова, как ты страдаешь. Даже сейчас.

— Ты ошибаешься…

— Не ошибаюсь. Тебе плохо, тебе неприятно, но ты хорохоришься. Правильно, ты же настоящий мужчина! Вожак! Альфа-самец.

— Лен, теперь ты не передергивай, — попросил Данилов. — Ты, когда злишься, часто передергиваешь. А потом я же и виноват…

— Пошли, Данилов, — вздохнула Елена. — Только сначала не к сокам, а к водке.

— Шутишь? — не поверил Данилов.

— Нет, не шучу. Тебе нельзя пить, а мне можно. А сейчас – просто необходимо. Стакан под соленый огурец и горбушку черного хлеба. А может, и два стакана… напиться, забыться и успокоиться. Может, хоть так получится!

Данилов не поверил, но возле стеллажей с алкоголем Елена попросила его остановиться и скрылась за спинами других покупателей. Не прошло и минуты, как она вернулась с поллитровкой в руках.

— Выбор хороший, — одобрил марку Данилов.

— Как любит говорить мой первый муж: «Бери, что подороже – не ошибешься».

Совершенно невинное упоминание о бывшем муже вызвало у Данилова необычайно сильный прилив раздражения. Он и сам не смог бы объяснить почему. Просто так получилось.

Раздражение привычно обернулось головной болью, да такой сильной, что Данилову немедленно захотелось на свежий воздух. «Сейчас еды возьмем – и выйдем», — успокоил он себя, лавируя тележкой в толпе.

— Что случилось? — обеспокоилась Елена, заметив перемену в состоянии Данилова. — Это ты на водку так реагируешь? Извини, я дура…

— Водка тут ни при чем. — Данилов мягко отвел в сторону руку Елены. — Тебе надо – бери. Мне ее налей да под нос подставь – пить не стану. И не потому, что воздерживаюсь, а потому, что не хочу. Видимо, то количество, которое мне на всю жизнь отпущено, я уже выпил. Просто голова разболелась…

Водку Елена все же оплатила на кассе. «Продолжает злиться, — подумал Данилов. — Надо бы разрядить обстановочку…» Сложив покупки в багажник, он аккуратно, как любила Елена, закрыл крышку и предложил:

— Пойдем перекусим.

— Куда? — не стала отказываться Елена.

— На твой выбор.

Елена выбрала фастфудовскую пиццерию.

— Сто лет пиццы не ела, можно и разговеться.

Пицца в ее представлении относилась к запретным высококалорийным блюдам.

Данилов намеревался, вернее, надеялся есть пиццу под «легкий треп», то есть под ненапряженный разговор о том, о сем. Скоропомощные сплетни, свежие новости из школы, в которой учился Никита, новинки кинопроката, намечающиеся варианты квартирного обмена (что-то очень давно не слышал Данилов про новые варианты), да мало ли тем!

— У Никиты к школе все готово? Ничего купить не надо? — спросил Данилов, ставя на свободный стол поднос с тарелками.

— Кроме усидчивости, у него все есть, — ответила Елена.

Первый кусок пиццы был съеден Еленой в молчании. Молчал и Данилов, не в его привычках было лезть с разговорами к тем, кто к разговорам не расположен. Недаром говорится: «Когда я ем, я глух и нем».

Запив пиццу газировкой, Елена заговорила. Все о том же, о наболевшем.

— Стабильность, Вова, вот чего мне недостает. — Голос ее был тих, а зеленые глаза смотрели на Данилова устало и печально. — Неужели я хочу невозможного?

— Жизнь вообще крайне нестабильная штука. Кому, как не тебе, проработавшей всю жизнь на «скорой», это знать?