Маурин Ли - На краю Принцесс-парка

В начале мая в новостях сообщили, что Гитлер покончил жизнь самоубийством, а на следующий день пал Берлин. Со дня надень ждали объявления об окончании войны. В эти дни Руби работала в доме миссис Эффи Гиттингс – красила стены скучной бледно-голубой краской, единственной, кроме белой, имеющейся в магазине, и попутно слушала радиоприемник, вещающий в соседней комнате. Старушка периодически заходила, чтобы выпить с Руби чаю – такого же пресного, как цвет краски, – и обсудить новости, которые она услышала по радио.

– Вы всегда работаете так аккуратно, – с восхищением в голосе говорила миссис Гиттингс. – Приятно, когда покраской и тому подобным занимается женщина. Мужчины оставляют на мебели брызги краски, а если ты осмеливаешься проявить недовольство, смотрят на тебя волком. Эта проклятая война принесла хоть что-то хорошее: женщины показали, что умеют выполнять почти любую работу так же хорошо, как мужчины.

Когда Руби устало тащилась домой, ей пришла в голову мысль, от которой захотелось протанцевать остаток пути. Она станет мастером по внутренней отделке помещений! Руби нравилось то, что в этом случае можно работать на себя, заканчивать работу, когда хочешь, и приходить домой еще до того, как дети вернутся из школы. Она решила, что, как только уляжется суматоха, связанная с окончанием войны, она где-нибудь напечатает листовки с рекламой своих услуг и занесет их в каждый дом в Дингл. Она вновь станет знаменитой – но на этот раз не в качестве посыльной ломбардов, а в другой роли. Не то чтобы слава была целью Руби – главным для нее было достаточно зарабатывать. Внезапно будущее стало казаться ей волнующим и многообещающим, и к тому времени, как она дошла до дома, в ее дизайнерской компании уже работали десять человек, все женщины. Руби сказала себе, что надо будет обязательно придумать для будущей компании какое-нибудь запоминающееся название.

У калитки она остановилась, и ее возбуждение резко пошло на спад: перед тем как брать в руки кисть, необходимо было решить проблему с жильем.

Напевая, Руби открыла дверь и вошла. Она собиралась включить радио и послушать последние новости, когда на втором этаже прозвучали тяжелые мужские шаги.

– Кто здесь? – дрожащим голосом произнесла Руби. У нее промелькнула мысль, что, возможно, вернулся Макс Харт.

На лестничной площадке появился молодой человек, ничуть не похожий на Макса.

– Черт возьми, а вы кто? – громко спросил он. – Я уже понял, что в доме живут какие-то люди, но их здесь быть не должно.

Руби с самого раннего детства прониклась твердым убеждением, что лучшим способом защиты является нападение, – хотя облечь эту мысль в слова она смогла лишь после того, как поселилась у Эмили и получила доступ к словарю. Кроме того, молодой человек сразу ей не понравился. На вид ему было где-то двадцать с небольшим – то есть он был лет на пять моложе ее. Это был очень высокий худой парень с набриолиненными черными волосами и жиденькими усиками. Брюки его перепачканного мелом костюма были слишком коротки ему и открывали поношенные коричневые ботинки. Руби подумала, что и сама она в заляпанной краской рабочей одежде выглядит не слишком привлекательно.

– А вы кто такой, черт побери?! – с чувством проговорила она. – И как вы посмели вломиться в мой дом?

– Вломиться?! – Молодой человек, выставив перед собой ключ, сбежал по лестнице. – Ваш дом! – фыркнул он. – Этот дом принадлежит миссис Беатрис Харт, но еще немного, и он будет моим – я собираюсь его купить.

Руби высокомерно вскинула голову, надеясь, что ей удалось скрыть свое потрясение:

– Она не сообщала нам, что собирается продавать дом.

Мужчина нахмурился:

– А с чего бы она вам это сообщала?

– Потому что она посылает мне письма из Колорадо, – солгала Руби. – Она живет там с сестрой. Вообще-то я уже некоторое время не получала от нее никаких вестей. Миссис Харт сказала, что мы можем жить здесь, пока она там. Ее сын, Макс, жил с нами, когда приезжал в отпуск. Вы случайно не знаете, где он сейчас?

– Никогда о нем не слышал, – уже спокойнее, но все еще с подозрением произнес молодой человек. – Почему же тогда миссис Харт в своем письме агенту по недвижимости не упомянула, что в ее доме кто-то живет?

– Я очень давно ее знаю, и она всегда отличалась рассеянностью. Так вы говорите, она продает дом?

– Да. Она второй раз вышла замуж и решила остаться в Америке. Даже странно, что она не сообщила вам об этом!

– Наверное, еще напишет.

Некоторое время они смотрели в глаза друг другу. У молодого человека были карие глаза, впалые щеки и тонкие, словно поджатые губы. В нем чувствовалось что-то дикое, словно он вырос в месте, еще худшем, чем Фостер-корт, и в детстве часто голодал. К ужасу Руби, по ее спине пробежал холодок возбуждения – и это шокировало ее, потому что парень был абсолютно непривлекательным.

– Как бы там ни было, – без выражения произнес он, – как только придет контракт, вам придется сразу съехать отсюда. Сколько человек здесь проживают?

– Я и двое моих детей. Еще здесь живет моя подруга с сыном, но они скоро уезжают. И когда должен прийти этот контракт?

– Через несколько недель.

Руби кивнула. Внезапно мысль о том, что им придется уехать из дома, в котором все они жили так счастливо, наполнила ее тоской. Коснувшись деревянных перил, Руби вздохнула.

– Это очень хороший дом, – сказала она. – Вам здесь понравится.

– Я не собираюсь здесь жить, у меня уже есть дом. Я застройщик, вот вам моя визитка.

На карточке было от руки написано «Мэттью Дойл, застройщек».

– У вас здесь ошибка, – произнесла Руби. – Надо писать «застройщик».

– Спасибо, – фыркнул Дойл, но было заметно, что он смущен.

– Я надеюсь, вы не станете сносить дом? – вновь вздохнула Руби. – Я так к нему привыкла.

– Когда настанет время, я это сделаю, а пока что буду его сдавать внаем.

– А что вы намерены делать со всей обстановкой?

– То есть мебелью? – Дойл попытался принять надменный, всезнающий вид. – Дом продается со всем содержимым. Что-то я оставлю, а что-то продам.

– Понятно, – сказала Руби, думая, где он взял столько денег и почему он, в отличие от большинства мужчин его возраста, не в армии. Она всегда считала, что в спекуляции недвижимостью во время войны, когда другие люди рискуют своей жизнью на фронте, есть что-то отталкивающее.

Руби презрительно поджала губы.

– А почему вы перепачканы краской? – спросил Мэттью Дойл.

– Я дизайнер по интерьеру, сейчас я крашу дом одной пожилой женщины.

Дойл хмыкнул:

– За последнее время я купил несколько поврежденных бомбами домов. Когда дело дойдет до внутренних работ, я с вами свяжусь.

Чувствуя, как в ней закипает ненависть, Руби посмотрела ему в глаза: